Грейтхауз показал ему конверт:
— Я бы хотел прояснить
— Ах да. Письмо. Я его оставил вчера в «Док-хаус-инн». Пойдемте поговорим у меня в кабинете.
Рэмсенделл жестом пригласил их к двери. Мэтью очень остро ощущал присутствие Джейкоба, идущего за ним почти вплотную.
— Я летел на птице, — сказал Джейкоб, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она была толстая и блестящая, а люди заходили ей в живот.
— Джейкоб? — Рэмсенделл остановился у двери. С больным он разговаривал ласково, как обращаются к чрезмерно разыгравшемуся ребенку. — У нас с доктором Хальценом и этими джентльменами — серьезный деловой разговор. Я бы хотел, чтобы ты закончил свою работу.
— У меня плохие сны, — сказал Джейкоб.
— Да, я знаю. Иди теперь работай. Чем скорее закончишь, тем скорее получишь ужин.
— Вы будете говорить про королеву.
— Да, ты прав. Теперь иди, белье само по себе не сложится.
Джейкоб будто задумался над этим на пару секунд, потом кивнул, хмыкнул, отвернулся и зашагал мимо каменного здания в направлении дороги, ведущей к службам.
— Три года назад он был десятником на лесопилке у реки, — тихо пояснил Рэмсенделл, вместе с Мэтью и Грейтхаузом глядя ему вслед. — Была у него жена и двое детей. Одна авария — не по его вине, кстати, — и ранение подарило ему второе детство. Он все же поправляется, и уже может делать простую работу, но никогда не сможет жить там, снаружи.
Там, снаружи. Как будто мир снаружи — это место страшное в отличие от здешнего дурдома.
— Заходите, прошу вас. — Рэмсенделл придержал перед ними дверь кабинета.
Первая комната могла принадлежать любой адвокатской конторе Нью-Йорка, в ней стояли два письменных стола, ящики картотеки, книжные шкафы и на дощатом полу — простая темно-зеленая плетеная дорожка. Дверь в следующую комнату была открыта, и там виднелось что-то вроде осмотрового стола, а у стены шкаф — как подумал Мэтью, с лекарствами и медицинскими приборами. Он заметил там движение и увидел женщину в серой одежде, с длинными черными волосами — она обтирала флаконы синей тряпкой. Будто почувствовав, что на нее смотрят, женщина повернула голову и несколько секунд смотрела на Мэтью тусклыми запавшими глазами. Потом снова вернулась к своей работе, будто никого больше не было в мире и будто не было дела важнее.
— Садитесь, прошу вас. — Рэмсенделл подождал, пока Мэтью, Грейтхауз и Хальцен займут места за столом. — Не хотите ли чаю?
— Если вы не возражаете, — ответил Грейтхауз, — я предпочел бы что-нибудь покрепче.
— Мне очень жаль, но в наших помещениях нет алкоголя. Осталось, правда, немного яблочного сидра. Вас устроит?