Первым побуждением было выхватить у Григсби грабли и сбить пламя, вторым — схватить стоящее рядом ведро с водой и спасти то, что он спрятал внутри мишени, но было поздно, слишком уже поздно.
Очки печатника сползли на кончик вспотевшего носа. Он подвинул их обратно, чтобы лучше видеть пораженное ужасом лицо Мэтью:
— Я сделал то, что ты просил! — ответил он. — Вычистил для тебя этот сарай!
— И все
— А что еще мне было делать с этим мусором? Нет, детали пресса и типографскую краску я оставил, конечно, но все остальное — только сжечь. Боже мой, Мэтью, у тебя просто больной вид!
Мэтью качнулся, шагнул, шатаясь, назад, чуть не сел с размаху — но если он сейчас ушибет себе и второе, то его тогда только в тачку сажать и везти в общественную больницу на Кинг-стрит.
— Мэтью! — бросилась к нему Берри в растрепанных рыжих кудрях, с черными мазками на лбу и на подбородке. Синие глаза смотрели тревожно. — Что с тобой?
— Сгорел, — только и мог сказать он.
— Что сгорело?
— Он там лежал. В мишени. Внутри, я там спрятал. — Мэтью понимал, что лепечет, как ручеек, но ничего не мог с собой сделать. — Там, внутри. Там спрятал.
— Кажется, он пьян! — заметил Григсби, прибивая кусок пылающей мешковины, вылетевшей из ярости огня.
— Важное, очень важное, — лепетал Мэтью, будто снова под действием Чепелова зелья. В глазах все расплывалось и покачивалось. — Так важно было хранить, и сгорело.
— Да что хранить? — спросил Григсби. — Ты что, недоволен тем, что я для тебя сделал?
Берри отложила грабли и взяла Мэтью за руку.
— А ну, остынь! — велела она голосом резким, как пощечина. Он заморгал, уставился на нее, полуоткрыв рот, ощущая на языке вкус пепла. — Пойдем, — велела Берри и уже мягче потянула его к дому печатника.
— Я ж там все вычистил! — крикнул им вслед Григсби. — Дорожку положил на полу и новый стол поставил! Да, и слесарь приходил утром! Твой старый замок заело!
В кухне Берри посадила Мэтью у стола и налила ему воды. Он смотрел на чашку, не понимая, пока девушка не вложила чашку ему в руку и не прижала к ней его пальцы.