— Не припомню.

— Я знаю это имя, — заявил джентльмен помоложе, хотя и не менее пышных форм, сидевший рядом с Джексоном. — Мне в прошлом году кое-какую работу делал. А кто спрашивает?

Мэтью смотрел, как Кочан копает. Начинало темнеть. Как сообщил фермер, живущий неподалеку от городка Никольсберг, рабочий по имени Кочан умеет так залатать крышу, что всякому нос утрет. Дрова колет так, будто конец света наступает. Краску кладет ровно — комар носа не подточит. И говорил этому фермеру своим гнусавым голосом, что старается подработать, потому что постоянная его хозяйка уж такая прижимистая…

— …сука, он сказал, — сообщил фермер за кружкой эля, которой его угостил Мэтью.

— Прискорбно слышать подобное выражение в адрес леди, — заметил Мэтью.

— Вот как? — Фермер приподнял кустистые брови. — Вы знаете миссис Такк?

До Мэтью дошло не сразу.

— Миссис Такк?

— Так он назвал свою хозяйку. У нее свиноферма к северу от Никольсберга. Колбаски делает.

— Ага, — сказал Мэтью, стряхивая с жилета какую-то невидимую пылинку. — Колбаски.

— Я слыхал, в Филадельфии за ними гоняются. А для местных слишком дорого выходит.

Мэтью прислушался, как шумит ветер в деревьях. Заступ Кочана скреб землю.

Описать миссис Такк фермер не мог — он ее никогда не видел. Нелюдимая женщина, сказал он. Про миссис Лавджой слышал, но и ее не видел никогда. Видно, тоже не очень любит на людях бывать.

До Никольсберга, сказал фермер, дорогой миль семь. Он той дорогой не часто ездит, но сегодня почти до Филадельфии добрался, на распродажу скота.

— А зачем вам Кочан понадобился?

— Да так, — ответил Мэтью. — Слыхал, что работник хороший. Думал просто его найти.

— Он не из тех, кого находят, — был ответ. — Он сам находит, кого ему надо.

Уже почти стемнело. Кочан лопатой трамбовал землю — хорошо работал, без спешки. Потом вернулся к фургону, взял оттуда деревянный крест и двумя мощными ударами колотушки вбил в землю. Убрав инструменты, Кочан с одним фонарем вернулся в церковь, и Мэтью остался гадать, достижима ли вообще низшая точка человеческого зла.

Кочан вернулся, везя тележку с гробом, на котором стоял фонарь. Легко, как жердину, вставил гроб в фургон, отвез тележку в церковь ждать следующей оказии и вернулся. Открыл крышку гроба, посмотрел в лицо вдовы Форд, будто решая, есть ли тут что красть. Свет лампы падал на его плоское лицо, лишенное всякого выражения, даже малейшего признака любопытства. Он явно привык к этой работе, ему даже хватило невоспитанности зевнуть прямо в лицо покойницы перед тем, как опустить крышку на место. Ради декорума он вытащил мерзкого вида одеяло и накрыл им гроб, потом снял перчатки и бросил их в глубину фургона. Надел плащ, повесил фонари на крюки по обе стороны от сиденья кучера. Лошади фыркали и топтались, готовые пуститься в путь.