Борщ оказался вкусным, и Василиса даже съела несколько ложек. Зато мальчишки так разошлись, что умяли по две тарелки. Жаба их подбадривал, впрочем, сам тоже не отставал. После он начал рассказывать веселые истории из своей школьной жизни — от расписывания стен в коридорах до замены фикуса из кабинета директора на туалетный бачок. Именно в тот знаменательный день Жаба первый раз был исключен из школы. Лешка перехватил «эстафетную палочку» и рассказал свою историю о том, как вместе с ребятами они намазали мятной зубной пастой все ручки школьных кабинетов, и это всего за один урок! В дело пошло двадцать тюбиков, но оно того стоило: на следующей перемене было столько криков, что завхоз, не разобравшись, позвонил «01». Правда, потом директор вызвал родителей в школу: какой-то первоклассник видел Лешку и его друзей за преступным занятием, — и вот тогда крику было куда больше… Василиса заметила, что Ник с Фэшем как-то странно переглядываются, вздыхают, морщатся, кривятся, но молчат. Наверное, им тоже хотелось поведать о каких-нибудь своих розыгрышах или забавных историях, но, увы, тогда пришлось бы многое объяснять Жабе.
Время летело незаметно, как вдруг…
— Мерзавец!!! — донесся истеричный выкрик из распахнутого окна. — Я тебе покажу, как борщ воровать!
Жаба замер с открытым ртом, словно его зачасовали.
— А это не голос нашей поварихи? — в абсолютной тишине произнес Лешка. — Ты что, спер эту кастрюлю?!
— Лучше сматывайтесь, пацаны, — деловито изрек Жаба и, несмотря на довольно крупное телосложение, первым рыбкой выпрыгнул в окно, подтверждая этим, что когда-то действительно ходил на спортивную гимнастику.
— Быстро за ним, — тут же среагировала Диана. — Иначе вляпаемся в серьезные неприятности!
— Скорей! — поддержала Василиса.
Ребята не заставили себя долго упрашивать и сиганули в окно один за другим, а фея спряталась за белую ширму, прикрывающую столик с медицинскими инструментами.
В палату изолятора влетела разъяренная краснолицая повариха Наталья Семеновна. Ее взгляд мгновенно отыскал опустошенную больше чем наполовину кастрюлю борща. В полном молчании повариха подошла к готовой провалиться от стыда Василисе, подняла кастрюлю за ручки и, одарив девочку гневным, уничижительным взглядом, вышла из комнаты.
— Я же просила — никаких посетителей! — Медсестра также осуждающе покачала головой, но тоже удалилась.
Уши Василисы полыхали малиновым цветом.
— Даже хорошо, что так вышло, — вылезая из-за ширмы, подбодрила подругу Диана. — Я ведь принесла тебе бальзам, поэтому не терпелось поскорее начать заживление твоей ноги.