Так оно и вышло, – старец заговорил:

– Вот, Ходжа Насреддин, ты все же далек еще от истинной мудрости. Ведь в твоей вере и сокрыто как раз решение всех недоумений и сомнений, что могут встретиться тебе на путях жизни, в том числе и твоего теперешнего недоумения с озером.

– Так разреши его, почтенный старец! Осмелюсь напомнить: полночь близка – тебе для всех разговоров остались минуты!

– Не лучше ли будет, о Ходжа Насреддин, – замерцал старец торжественно-розоватым светом и поднял палец, – не лучше ли будет предоставить твоему духу, в целях его наибольшего совершенствования, найти самостоятельно должный вывод относительно озера – через постигнутую наконец тобою веру?

Здесь Ходжа Насреддин понял, что нужного слова об озере он и в этот раз не услышит.

– Я могу помочь тебе в поисках веры, пусть это будет моей благодарностью, – продолжал старец; его розоватое мерцание перешло в прозрачно-серебристое, затем – золотистое и вдруг вспыхнуло многоцветными радужными переливами, так что Ходжа Насреддин даже зажмурился. – Не называя прямо, я укажу тебе путь, на котором следует искать ее.

– Это было бы не лишним, почтенный старец, – из вежливости согласился Ходжа Насреддин.

– Возьми своей правой рукой мою левую руку.

Взяв его руку, Ходжа Насреддин обрел только прохладную влажность – и никакой плоти. Сияние внутри старца усилилось, радуга залила своими отблесками всю беседку.

– Закрой глаза! – торжественно возгласил старец. – Следуй за мной!

Был полет – мгновенный и такой стремительный, что Ходжа Насреддин задохнулся.

– Теперь открой! – услышал он голос старца; вернее, – не услышал, а каким-то иным способом уловил, без помощи слуха.

Он открыл глаза.

Беседки не было, вокруг расстилался густой голубой туман, напущенный, видимо, старцем.

– Смотри и вникай, – сказал старец, вернее – промерцал, потому что вместо голоса из его уст изошло переливчатое мерцание в виде как бы удлиненного облачка, и в этом облачке непонятным образом возникли слова, которые Ходжа Насреддин уловил не слыша.

– Ничего не могу разглядеть, ни во что не могу вникнуть, – ответил он и вдруг понял, что сам отвечает старцу тоже мерцанием; взглянув на себя – изумился: он, как и старец, был весь туманно-переливчатым и сквозным, состоящим из одного только призрачного сияния, без всяких следов своей обычной плоти.

Испугать Ходжу Насреддина было не легко, но здесь он перепугался: этот звездностранственный старик сыграл с ним, кажется, весьма опасную шутку!

– Это… это как же?.. Это что же? – растерялся Ходжа Насреддин и сам почувствовал свое мерцание неровным, прерывистым, как бы заикающимся. – А где же… где же я сам? Почтенный старец! А?.. Это уже лишнее, скажу я тебе, куда ты девал меня?