Щелкнул автоматический замок, запирая все двери сразу и меня заодно. Окружающие звуки стали размытыми, как будто я погрузилась под воду. Мои внутренности запросились наружу. Я слышала, как отдаляются приглушенные голоса.

Когда ты в машине и тебя заперли, можно ли выбраться?

Если не через дверь, то хотя бы через окно?

Если и окно не открыть, как долго ты протянешь в закупоренной машине? Хватит ли воздуха на переход через Ирландское море?

Если весь воздух выйдет, прежде чем паром причалит к берегу, ты умрешь?

Вопросы жужжали у меня в голове, как разъяренные пчелы. Я боялась пошевелиться. Снаружи хлопали двери. Мимо проходили люди. В какой-то момент внедорожник качнуло, когда кто-то прислонился к нему. Вскоре шум машин и голоса исчезли. Все, что я слышала, это урчание и кряхтение парома.

Я откинула пальто с лица и уперлась взглядом в кремово-зеленые крапинки на потолке. Но вот крапинки растворились, и я увидела дом в небесах. Последнее место, где когда-то очень давно я жила с мамой. Облака жались к окнам. Звучали голоса мамы и Дэнни, они спорили, а потом смеялись, и звенел лед в мамином стакане с прозрачным напитком, а я протягивала пустой тюбик зубной пасты. Нет. Не то. Я стерла сцену, как мел с доски. Я подняла парик и ощупала его пепельные пряди. Мама снова сидела перед зеркалом, на этот раз в вязаном черном платье с высоким облегающим воротом. Ветер гулял в ее волосах, хоть она и находилась в доме, и ее губы трепетали, как крылья бабочки. А я расчесывала ей волосы. Так-то лучше. Не останавливайся, Холли, ради всего святого. Я хотела сохранить в памяти этот момент, но тут появились Фиона и Рэй. Они стояли в конце дороги, поджидая меня. И так я снова оказалась в их доме с 63 ступеньками и тикающими каминными часами, отстукивающими мое несчастливое время. Я уловила запах хлеба и ощутила гладкое дерево ступенек под ногами. На улице кружил снег, а в их доме время остановилось.

– Майко, – громко позвала я. – Майко? Куда ты подевался?

И вот он возник передо мной – высокий, под притолоку, с шухером на голове и гитарой за спиной. Улыбаясь, он смотрел на меня с вершины холма. «Беги быстрее, Холли Хоган», – беззвучно напевал он. Эту песенку он сочинил для меня, когда мы все вместе ездили в Девон. «Пока под ногами вьется дорога». А потом он покачал головой, отвернулся и исчез.

И тогда осталась только Грейс: в своей комнате в Темплтон-хаусе она обрезала кутикулу. Трим так и не появился – возможно, опять сидел где-нибудь под замком.