Я мрачно кивнула.

— Как тебя зовут? — продолжил он.

— Де Люс, — ответила я. — «Ф» — Флавия. Вы, должно быть, мистер Мертон. Ужасно соболезную вам по поводу смерти матери. Это так грустно. А у меня мама умерла в апреле.

И с этими словами я протянула ему букет.

Не говоря ни слова, он принял цветы, снял куртку с каменной стены, где она висела, и поманил меня за собой в сторону дома.

Внутри было темно, а кухня, расположенная в северной части дома, никогда не знала солнечного света.

— Эльвина, — окликнул он, — у нас гости.

Стройная смуглая женщина средних лет вышла из чулана, отряхивая руки от муки. Ее блестящие черные волосы были собраны в тугой узел и заколоты черной черепаховой заколкой, а глаза сверкали, как только что отполированные агаты. Испанка, наверное, или мексиканка, хотя ее темное платье не позволяло определить точно.

— Флавия де Люс, — добавил он. — Из академии.

В его голосе прозвучало что-то, что заставило меня насторожиться.

Они коротко переглянулись.

— Давай сюда, — сказала Эльвина, забирая цветы у Мертона, — я поставлю их в вазу. Они красивые.

— Их принесла Флавия, — произнес он. — В память о моей матери. Какая забота.

Это, конечно, было не так, но я не стала его поправлять. Пусть льет воду на мою мельницу.

— Ромашковые астры означают прощание, — сказала Эльвина, — а хризантемы — жизнерадостность несмотря на несчастья. Ты, должно быть, долго думала, выбирая цветы.

Я потупила взор, скромно соглашаясь.

— Мы как раз собирались выпить чаю. Присоединишься к нам?

Я знала, что она лжет: Мертон мыл машину, а она явно собиралась что-то печь.

— С удовольствием, — ответила я.