Мало-помалу я приходила в себя после землетрясения. Мысли уже не роились в голове, как осы, не мчались галопом, как взмыленные лошади; они начали выстраиваться в шеренги, как солдаты на плацу. Что же это получается, а? Что я совсем ее не знала?.. Родную сестру, с которой мы прожили жизнь бок о бок, почти как сиамские близнецы!

Я все время на нее взглядывала. И невольно ею любовалась. А я-то из кожи вон лезла, чтобы уберечь ее от незавидной участи старой-престарой девы, возмущалась, что старость на носу, второй курс на исходе, вот-вот стукнет двадцать, а она и думать не думает завести роман… Вот эта блистательная, остроумная, счастливая невеста – моя сестра Катя? Которую я привыкла считать неприступной, как академик, которую заклеймила как отшельника, подвижника и почти святого, как олицетворение придирчивости и взыскательности, взирающее на мир в перевернутую подзорную трубу и сканирующее каждого встречного-поперечного на предмет изъянов? Та самая Катя, которая ходила в унылой черной юбке и наглухо застегнутой блузке, которой я мечтала доказать, что любовь с первого взгляда – самая истинная? Что ж, мне это, как ни странно, удалось. Воистину, мечты сбываются… Подумайте, какая стрекоза! Где ее хваленое благоразумие?! Нет чтобы пять лет присматриваться к человеку, прежде чем решиться на такой рискованный шаг, как замужество!

В дверь то и дело звонили: гости продолжали прибывать. Явились две Катины подружки-однокурсницы. Пришла мамина двоюродная сестра тетя Наташа с мужем. С собой они приволокли безразмерные сумки с винегретом, холодцом и пирожками, которых с лихвой хватило бы, чтобы накормить роту голодных солдат. Тетя Наташа, несусветно шумливая и деятельная, заполонила и собой, и принесенной едой всю кухню; в квартире стало жарко от ее кипучей энергии. Она выгружала угощения на блюда, громыхала столовыми приборами, раскладывала по тарелкам деликатесы, раздавала поручения, сновала из кухни в гостиную и назад, без умолку трещала о том, какие вкусняшки принесет с собой в следующий раз – на свадьбу в конце сентября, и мыла посуду так истово, что брызги летели в прихожую.

Принимая посильное участие во всей этой суете, я продолжала устаканивать свои мысли.

Почему я в упор не видела того, что происходило на моих глазах? Ну да, я привыкла, что сестра не влюбляется… Никому не придет на ум ожидать от слона, что он станцует па-де-де из «Лебединого озера», от кошки – что начнет лаять и охранять дом, от собаки – что полезет на дерево, от вороны – что зальется соловьем. А ведь давным-давно можно было все понять. В тот самый момент, когда они впервые встретились у нас на кухне и сестра ни с того ни с сего согласилась посидеть с нами за чаем. И с поразительной легкостью превратилась из книжного червя в барышню девятнадцатого века, с ангельским голоском и кротким взглядом. Или когда на даче возникла у меня за спиной с веткой сирени в руках. Когда взяла за правило наряжаться дома, когда предложила прогуляться вчетвером… Ну хотя бы когда сделала маникюр! Нет бы мне обратить внимание, как она закусывала губу, если мы с Владом вместе являлись домой, и он помогал мне снять плащ. Как понуро наблюдала, когда мы с Владом танцевали, и как оживилась, когда он пригласил ее на медленный танец. И как хваталась за Игоря, стоило мне взять под руку Влада… Ревновала, бедняжка. Зря я подозревала ее в проницательности. Ни о чем она не догадалась. То-то все твердит про свою вину.