Светлый фон

Так постепенно открывалась мне эта формула счастья: любимое дело, любимые ученики, любимый дом, любимые друзья. Любовь к миру, к жизни, к людям. То, в чем обстоятельства не властны.

Вдова Владимира Яковлевича Е. Я. Антипова-Пропп, показывая как-то семейные реликвии, открыла маленькую записную книжку с последними его записями. Они были сделаны на даче в Репино, когда после тяжелой болезни Владимир Яковлевич вернулся из больницы. Рядом с датой «29 июля 1970» единственная строка: «Радуюсь счастью бытия»...

В. Б. Кривулин. Экзамен по фольклору

В. Б. Кривулин. Экзамен по фольклору

С великими людьми просто так не знакомятся. Встреча с ними — всегда событие, которое вовсе не ограничивается конкретными бытовыми обстоятельствами, но поступает, как некий полуфабрикат, на длительную — иногда до момента смерти вспоминающего — переработку фабрикой памяти, чьи механизмы самопроизвольно продолжают работать и деформировать до неузнаваемости изначальное впечатление, даже когда мы убеждены, что всего лишь воспроизводим, бездумно репродуцируем происходившее на самом деле.

Вот и сейчас, задавшись целью воспроизвести свое давнее впечатление от разговоров с Владимиром Яковлевичем Проппом, я до конца не уверен, где проходит реальная граница между тем, что слышал непосредственно от него, и тем, что читал в его работах, между его подлинными словами и теми смыслами, которые за тридцать с лишком лет наложились на эти слова.

Достоверно знаю одно: свой первый университетский экзамен в январе 1962 года я сдавал именно В. Я. Проппу. Это, естественно, был курс русского фольклора, наскоро вызубренный по какому-то посредственному учебнику и никакого интереса для меня не представлявший до того момента, пока скукоженный, гномообразный седенький экзаменатор не задал несколько ставящих в тупик вопросов «на понимание», которые не столько продемонстрировали натуральное мое невежество, сколько заставили вдруг остро пожалеть о том, что вот кончится сейчас отведенное на прием экзамена время — и никогда уже мне больше не беседовать с этим тихим человеком, не обсуждать загадочную формулу «собирательный, коллективный автор»... Я забыл о том, что мне нужна какая-то оценка и вообще о том, что нужно что-то «сдавать». Мы просто говорили о герое эпоса, и Владимир Яковлевич, сначала сочувственно и жалостливо кивавший головой в такт каждому моему заимствованному у пособия пассажу, постепенно стал втягиваться в спор с автором учебника, а я, из склонности противоречить старшим, беспомощно и жалко пытался защищать то, что еще час назад вызывало у меня лишь зевоту.