Вот все то, что я хотела сказать Вам в этот торжественный день всеобщего человеческого признания Вашего большого труда и Вашей светлой жизни.
Будьте счастливы!
Ваша О. Гречина
А. И. Михайлов[384]. О Владимире Яковлевиче Проппе
А. И. Михайлов[384]. О Владимире Яковлевиче Проппе
Это только теперь, возвращаясь памятью к тем далеким (почти уже сорокалетней давности) годам своего обучения на филфаке Санкт-Петербургского (тогда Ленинградского им. Жданова) университета, мы, бывшие студенты, со всей полнотой осознаем, какой подарок пожаловала нам судьба, определив нас в «ученики» к таким светочам отечественной и мировой науки, которыми блистал наш факультет в последнее для них десятилетие — шестидесятые годы. В семидесятые их свет, увы, уже угас. А тогда же в нашу обыденность и повседневность запросто входило общение (на лекциях, семинарах, во время коридорных пятиминуток) с Виктором Максимовичем Жирмунским, Игорем Петровичем Ереминым, Павлом Наумовичем Берковым, Борисом Александровичем Лариным и, конечно же, с Владимиром Яковлевичем Проппом, с которым мне посчастливилось общаться лично.
Все началось с руководимого им семинара по поэтике фольклора, записаться куда убедили меня два моих самых близких и по отделению (2-му русскому), и по жизни вне стен факультета приятеля Владислав Илюшин и Олег Вахрушев (первого уже нет, о втором же давно ничего не слышно), обожавших его, как, впрочем, и все на филфаке. Присоединился к ним, естественно, и я.
Чем он больше всего импонировал?
Прежде всего, витавшей в степах нашей Alma mater молвой о его общеевропейской славе одного из основоположников не совсем нам тогда еще понятного «структурализма». К постижению его мы, по правде говоря, особенно-то не стремились, но числиться в семинаре всемирно известного ученого было очень лестно. Не потому ли семинар Владимира Яковлевича был один из самых многолюдных?
Симпатию внушала также и его внешность, явно профессорски регламентированная, т. е. с пошибом в некоторую старомодность в оформлении усов и бородки (аккуратная, короткая стрижка). Нравилось, что в условиях давно уже стилевой аморфности человек на своем примере помогает окружающим (прежде всего нам, студентам) ориентироваться в общественной многоликости. Что же касается того, что оформлению такого рода не подлежит, а дается человеку изначально, то черты лица у Владимира Яковлевича были довольно крупные, особенно глаза, в которых светился его живой ум. Под стать глазам таким же ясным был у него и голос. Особенно четко, звучно и с правильным ударением старался произносить он слова-образы, относящиеся к фольклорной экзотике. Помню, как удивило меня произнесенное им на лекции о свадебной поэзии ударение в слове, представляющем собой эпитет жениха — «чуж-чуженин» (мне оно представлялось ударным на последнем слоге), а на другой лекции в былинном имени Потык (Михайло Потык) ударение на первом слоге, тогда как мне привычнее было Пот`ык (с сохранением корневого ударения от глагола «тыкать»).