Обнадёживает лишь то, что мы могли не заметить собак, тогда на мысе Хат кто-нибудь должен быть. Я замёрз и больше не могу писать. Теперь солнце заходит в полночь. Будь всё хорошо, мы бы сейчас были уже дома.

20 февраля 1912 года

Вторник, плохой день. Всё утро мела позёмка, временами она переходила в пургу. Весь день провели в палатке, стараясь согреться. Еды мало, только галеты. Мистер Эванс примерно в том же состоянии, но не унывает. Мы прокручиваем наше путешествие с начала до конца, в этих разговорах прошли все три дня. Как-то они там, те, что позади; если им повезло, они сейчас уже на Барьере^{146}. Мы гадаем, в каком состоянии лёд у мыса Хат — не вскрылся ли, есть ли весточки из дому, хотя о доме стараемся вспоминать пореже — перечисляем только, что мы будем есть по возвращении. В наше меню, по-моему, попало всё вкусное, что только есть на свете.

Конечно, отдуваться придётся в основном Новой Зеландии; уже там мы рассчитываем наесться досыта яблоками и домашними пирогами, не слишком жирными, чтобы съесть побольше. Интересно, прибыли ли мулы, ведь мне поручен уход за ними до возвращения капитана Отса, так как Антон отплыл на родину или собирается отплыть в ближайшее время. Надо спешить, корабль должен уйти 2 марта, дольше оставаться в этих водах ему небезопасно. Писать очень холодно, погода по-прежнему плохая, так что нечего и ждать, что в такую пору кто-нибудь придёт. «А-аа-а! — вырвалось тут у нас обоих. Собаки! Наконец-то помощь! Кто там?» В мгновение ока я выскочил из палатки. «Да, сэр, всё в порядке!» Это были доктор и Дмитрий. «Как вы нас заметили?» «Флаг, Лэш», объяснил Дмитрий. Доктор: «Как мистер Эванс?» «В порядке, но чувствует себя плохо». Приход спасателей сразу повысил его настроение^{147}. В несколько минут мы поставили их палатку, и я тут же принялся готовить из привезённой провизии обед для всех, а мистеру Эвансу — отдельно, без пеммикана, с луком и другими полезными вещами, которые припас для него доктор. Дмитрий вынул из мешка здоровенный кусок кекса — мы на верху блаженства. Вечером доктор осмотрел больного, и мы без конца говорили обо всём подряд, но в основном о новостях из дому, о вспомогательных партиях, о корабле и прибывших на нём людях и мулах. С огорчением услышали, что он не смог подойти близко к берегу; долго ещё разговаривали, даже не припомню, о чём, потом начали устраиваться на ночлег. У меня такое ощущение, будто я родился заново; у меня с души упал камень, я вновь увидел на небе яркий просвет надежды, мрак рассеялся. Снаружи бушует пурга, доктор и Дмитрий ушли в свою палатку и легли спать, лягу спать и я, хотя, конечно, заснуть не смогу.