Это явление нельзя было объяснить влиянием какого-то одного элемента. Для начала необходимо отметить, что каждое отдельное здание было огромным, но впечатление от массивности было усилено тем фактом, что в архитектуре всех построенных зданий преобладал неоклассицизм: все карнизы располагались на одной высоте, все здания были окрашены в один и тот же белый цвет, и все это было так поразительно, так красиво, так не похоже на все, что подавляющее большинство посетителей видело в своих запыленных родных городах. «Ничто из того, что сотворил человек, не выглядело таким совершенным, как Суд Чести, – писал Джейс Фуллертон Мьюрхед, автор и редактор путеводителя. – Эта площадь выглядела практически безупречной; эстетическое чувство смотрящего на нее было удовлетворено полностью и безоговорочно, как если бы он смотрел на шедевр живописи или скульптуры, но в то же самое время это чувство было правдивым и возвышенным благодаря тому величию и тому великолепию, которые до этого момента не присутствовали ни в одном творении искусства». Эдгар Ли Мастерс, чикагский адвокат и начинающий поэт, назвал Суд Чести «нескончаемым сном красоты».
Общий цвет, или выражаясь более точно, общее отсутствие цвета порождало особенно широкий и притягательный спектр эффектов, наблюдаемых в ходе перемещения солнца по небосводу. Ранним утром, когда Бернэм производил инспекционный обход, здания выглядели бледно-голубыми и казались плывущими на призрачной подушке поднимающегося от земли тумана. Каждый вечер солнце окрашивало здания охрой, зажигало частички поднятой бризом пыли, и они крутились в воздухе до тех пор, пока сам воздух не превращался в светло-оранжевое покрывало.
В один из таких вечеров Бернэм провел экскурсию по выставке для группы, разместившейся на борту корабля с электроприводом, группы, в которой была Дора, вдова Джона Рута, и несколько иностранных эмиссаров. Бернэму очень нравилось сопровождать друзей и влиятельных чиновников в прогулках по выставке, но он всегда стремился организовать путешествия так, чтобы его друзья видели выставку такой, какой она должна быть в его понимании, со зданиями, предстающими перед зрителями в определенной перспективе и в определенном порядке – словно он все еще находился в своей библиотеке и показывал им архитектурные проекты, а не реально существующие постройки. Он старался внушить свое эстетическое восприятие всем посетителям выставки, настоятельно убеждая весь первый год планирования, что число входов в него должно быть сокращено до нескольких. Эти входы должны располагаться так, чтобы люди, входившие в парк, выходили на Суд Чести либо через большой портал на железнодорожном вокзале на западной стороне парка, либо через вход с пристани на восточной стороне парка. Ему удавалось создать сильное и убедительное первое впечатление, что свидетельствовало не только о его умении привлечь внимание и произвести эффект, но демонстрировало слушателям и собеседникам сидящего в нем эстетического деспота. Однако своей цели он не добился. Члены совета директоров настаивали на многочисленных воротах, а железнодорожники отказались переориентировать связанные с выставкой перевозки и направить их в одну точку. Но Бернэм так и не сдался. На протяжении всего времени работы выставки он говорил: «Мы настаиваем на том, чтобы наши