В те первые ноябрьские дни 1982 года Юрий Владимирович работал увлеченно и плодотворно. По воспоминаниям Виктора Васильевича, после окончания рабочего дня он просил помощников зайти к нему, говорил о необходимости обновления социализма, для чего требовалось отойти от некоторых укоренившихся в мышлении шаблонов. Именно тогда впервые прозвучало слово «перестройка» – но только применительно к экономическому механизму, чтобы вывести страну на путь интенсивного развития.

«Что выделяло Андропова среди других партийных и государственных деятелей того времени, что поражало и восхищало нас, людей, которым посчастливилось работать рядом с ним? – пишет Шарапов. – Конечно, это прежде всего его большой политический кругозор, аналитический ум, государственный подход к решению задач. Он знал марксизм не по цитатам, а по глубокому изучению этой науки. Видел сильные и слабые стороны социализма, жизни советского общества».

Было ли ошибкой, что Андропов приблизил к себе Горбачёва? Сейчас мы понимаем, что да. Но откуда он мог знать, как тот поведет себя уже без него, – такие вещи не знал даже Сталин, который тоже «приблизил» Хрущёва. Мир балансировал на грани ядерной войны, требовались компромиссы, поскольку экономика работала на пределе возможного. Именно в этот момент здоровье Андропова резко ухудшается, и лидер, призванный вывести страну из тупика, 9 февраля 1984 года уходит в мир иной – и вслед за ним в том же 1984 году второй ключевой силовик, министр обороны Дмитрий Фёдорович Устинов. Андропову было 69 лет, Устинову – 76 лет. А возраст последовавших за ними министров обороны соцстран еще меньше: Мартин Дзур – 65 лет, Иштван Олах – 58 лет, Хайнц Гофман – 75 лет. Генсеку Черненко было 73 года. Для сравнения: Трампу сейчас 73 года, Меркель – 65 лет. Все те же цифры, обычные для политиков. Так что ни о каких «престарелых» кремлевских лидерах говорить не приходится. А соблазн устранить их и тем самым сразу решить все проблемы был велик.

Виктор Васильевич Шарапов оставался помощником и при Черненко, и при Горбачёве, что само по себе является уникальным случаем. Я спрашивал его, действительно ли Андропов видел Горбачёва своим преемником, на что Виктор Васильевич отвечал категорическим «нет». Более того, Андропов даже ни разу не поручал Горбачёву вести заседания Политбюро. Так что увязка здесь, ныне модная среди различных околонаучных конспирологов и историков, явно высосана из пальца.

Горбачев, придя к власти, пошел на открытый сговор с западными лидерами и одностороннее разоружение. Это уже была не «перестройка» – это была капитуляция, «катастройка». Она разрушила то, что должна была укреплять – социализм. При этом Горбачёв с трибуны по-прежнему утверждал, что продолжает служить партии, великому ленинскому делу и народу. «Мы будем идти к лучшему социализму, – говорил он в 1987 году, – а не в сторону от него. Мы говорим это честно, не лукавим ни перед своим народом, ни перед заграницей. Ожидать, что мы начнем создавать какое-то другое, несоциалистическое общество, перейдем в другой лагерь, – дело бесперспективное и нереалистичное».