Таким образом, мало того, что все три наши опричнины совпадали со структурными кризисами русской истории и были средством выхода из них, они еще совпадали и со структурными кризисами в Европе/мире, были ответом и на них. Сегодня мы имеем не структурный, а системный кризис, причем двойной — во-первых, кризис советского коммунизма, стартовавший в 1970-е годы, и как фазы русской истории, и как мирового системного антикапитализма («постсоветский социум» есть не что иное, как самовоспроизводящийся процесс разложения позднесоветского общества); во-вторых, кризис капитализма; взаимоналожение этих кризисов, срежиссированное в виде управляемого хаоса глобальной корпоратократией и ее советским сегментом и разрушило СССР.
Поскольку русские кризисы «длинного XVI века» (1453–1648 гг.) были элементом европейских/мировых кризисов, наши опричнины органично вплетались в эти эпохи, причем разные мировые и русские эпохи формировали разные опричнины. Особенность нынешней ситуации заключается в том, что возрождение в РФ опричного принципа может начать развиваться по линии столкновения не неоопричнины и возникших за последние десятилетия деградантно-хилых коррумпированных институций, а по линии «неоопричнина грозненского типа versus неоопричнина питерского типа». Насколько страшно это может быть в реальности, хорошо показано в романе О. Маркеева «Неучтенный фактор»; опричнина, сочетающаяся не с самодержавно-национальным, а с олигархическим принципом может оказаться крайне неприятной штукой; разумеется, она не будет долговечной, но разрушить Россию при определенных условиях вполне может, тем более в условиях глобализации.
3
3
В нынешней ситуации новая русская опричнина должна будет решать проблему противостояния глобализации и «хозяевам глобальной игры». Какую форму властно-экономической организации можно противопоставить глобализаторам? Национальное государство? Едва ли. Во-первых, оно неадекватно нынешней эпохе типологически. Во-вторых, противостоять глобализации способна политико-экономическая целостность с относительно современной технической базой и демографическим потенциалом 250/300–400 млн человек. Таких государств в мире всего три, причем одно из них скорее сумма штатов (бывших княжеств), чем единое целое. В-третьих, национальное государство в значительной мере целенаправленно подорвано глобализаторами, сознательно бьющими по суверенитету, который они объявляют чуть ли не архаикой. Реально противостоять глобализации и использовать в своих интересах ее кризис может политико-экономическая целостность, комбинирующая институциональные и чрезвычайные формы, способная существовать и как институт, и как сетевая структура, а в качестве института демонстрирующая качества, характерные для иных, чем государство форм, например, военно-религиозных орденов. Я уже не говорю об адекватной экономической базе, демографическом потенциале и устремленности в будущее, т. е. о наличии проекта будущего и футуристичности как социокультурной, психоисторической ориентации.