— Хотелось бы верить в мир. Но за Басаевым вырастут тысячи басаевых, и в их среде найдется предводитель. Неужели это будет так? — печально думал Иван Михайлович. — За последние пять лет в Чечне законной власти сдались семь тысяч боевиков. Когда же этому беспределу будет положен конец? Ельцину кровавая резня была необходима для закрытия рта чеченским националистам-сепаратистам (он же их и породил!) и отвлечения внимания людей, попавших в нищету, от неслыханной коррупции чиновников и незаконной наживы за бесценок государственной собственности, земных недр по-чубайсовски, другим мафиози и ворам — для личного обогащения, отстрела по их заказу киллерами банкиров, журналистов, политиков, коммерсантов, депутатов, военным — для получения очередных званий, должностей, наград… А все это «усмирение» гордого народа вылилось в жестокое кровопролитие и террор в стране. Зарубежные исламисты подтолкнули Дудаева на создание независимого «анклава». Советская братская интернациональная дружба между народами разрушена до основания. Как мертвому припарки, так и чеченцам и русским не залечить теперь раны, которые кровоточат в связи с тысячами похороненных родных… Вот так-то… — поморщился Москаленко.

— А что будет с теми, кто начинал войну в Чечне? — сокрушалась супруга.

— Я приведу тебе один факт из семейной жертвы Чеченской кампании, — ответил муж. — Недавно в одном ростовском кафе ко мне подсела красивая, белокурая, зеленоглазая, пятидесятилетняя женщина. Я пил сок и беседовал с фронтовиком Лозовским о том, как растолковывать несчастным матерям и отцам погибших ребят, если это не война, то они имеют полное право требовать возбуждения уголовных дел по каждому факту смерти близкого им человека. Люди должны знать, при каких обстоятельствах погиб сын или муж, кто в этом повинен. Ведь никто не отменял статью 108-ю Уголовно-процессуального кодекса России, гласящую об основаниях и поводах возбуждения уголовных дел… — рассказывал Иван Михайлович.

— Остановись, — прервала его жена. — Зачем подсела к вам женщина?

— Незнакомка собрала кулак в кукиш и, задыхаясь от ярости, произнесла: «Уголовник Ельцин!»… — продолжил Москаленко. — Затем блондинка засверлила нас зелеными глазами-буравчиками: «Судить надо за все злодеяния преступника-Ельцина. Я жила в Курске. Сперва призвали в армию старшего сына Мишу в первый поход на Чечню. И оттуда… доставили цинковый гроб. Нашему горю не было предела. Потом забрали старшего сына Ваню… и привезли домой из Чечни мертвым… Мой муж не выдержал на похоронах, упал и забился в нервных конвульсиях. У него разорвалось от невыносимой боли сердце… Я покинула Курск и приехала в Ростов к дочери, живу в ее квартире на Западном. У нее свои заботы, дети, муж… Я им не нужна. Вот и стала безработной, инженеры-техники никому не нужны… Я, знаете, о чем думаю… Вы не поверите… У Ельцина есть охрана. Я бы его застрелила за все зло, причиненное тысячам погибших… Но, увы, это неосуществимо… Я во сне увидела прикованного к цепям подонка-Ельцина. Я подошла с ножом к нему и стала мстить за всех мертвецов. Сначала отрезала уши, проткнула горло, отрезала пальцы рук и ног, проколола живот. И когда этот гад, истекая кровью, умер в мучениях, сон улетучился…» Женщина скривила рот: «Пусть со мной сотворят то же, также казнят его преемники! Я, умирая, буду гордиться тем, что отомстила за все жертвы, даже за детей Беслана… У твари-Ельцина могилы на земле не будет, ее взорвут солдатские матери…»