Я намеренно ничего не говорю об идеях и концепциях Шкловского: об этом сегодня я буду расспрашивать вас, Борис Михайлович. Вы ведь цените Шкловского и вне всяких юбилеев, правда?
Б. П.: Да, Виктора Борисовича Шкловского забывать не следует и помнить о нем не только в связи с юбилейными датами. Его помнить надо всегда: это подлинный золотой запас русской литературы. Причем когда и говорить о нем как не сейчас. Шкловский прожил долгий век и умер, что называется, в своей постели, но долгая его жизнь – девяносто один год – все же не дала ему развернуться по-настоящему. Шкловского ликвидировали – не в физическом смысле, конечно, и слава богу, – но вывели из русской литературы, из русской культуры году этак в тридцатом, когда он выступил с самопокаянной статьей «История одной научной ошибки». В этой статье он отрекался от своего духовного детища – формальной школы в литературоведении.
Б. П.
И. Т.: И Шкловский ведь был отнюдь не один, к школе формалистов примыкали такие ученые-филологи, как Юрий Тынянов, Борис Эйхенбаум, Борис Томашевский, в какой-то степени Виктор Жирмунский, не говоря уже о Романе Якобсоне, который, правда, довольно рано оказался за границей. Причем отнюдь не эмигрантом, а по линии советского Красного креста и всячески поддерживая деликатные контакты с советскими дипломатами (Чехословакия тогда Советского Союза не признавала и посольства в Праге попросту не было). Якобсон долго еще сохранял связи с родиной, а после Сталина не раз и приезжал в Москву.
И. Т.
Б. П.: Были еще и так называемые младоформалисты – из числа учеников Тынянова и Шкловского, учившихся в Ленинградском институте истории искусств. От этой молодой поросли осталась Лидия Яковлевна Гинзбург – отсиделась в медвежьих углах вроде Петрозаводского университета, а в новое время продемонстрировала никуда не ушедшие исследовательские силы и качества. Это уже не формализм в точном смысле слова, но очень квалифицированная научно-филологическая работа. Все эти годы она писала в стол, иногда что-то с купюрами печаталось, например «Записки блокадного человека» (Лидия Яковлевна – ленинградская блокадница).
Б. П.
И. Т.: Да, и еще один чин, через которого «проходила» эта книга, сказал: «Что-то очень много говорят здесь о еде».
И. Т.
Б. П.: Но уже в постсоветское время Гинзбург издала все, что хотела. Две такие книги можно назвать – «Человек за письменным столом» и «Записные книжки. Воспоминания. Эссе», и я сегодня буду цитировать оттуда – и всё о нашем сегодняшнем персонаже Викторе Борисовиче Шкловском.