В последнюю минуту, утром 26-го, приказ этот был отменен и оставлен в силе предыдущий, о прикрытии правого фланга. Но к этому времени VI корпус уже был на марше, двигаясь к центру.

Далеко в тылу русское верховное командование предчувствовало беду. 24 августа военный министр Сухомлинов, который до этого не беспокоился о том, чтобы строить оружейные заводы, поскольку не верил в огневую силу, писал генералу Янушкевичу, безбородому начальнику генерального штаба: «Ради бога, распорядитесь, чтобы собирали винтовки. Мы отправили сербам 150 тысяч, наши резервы почти исчерпаны, а производство очень незначительно». Хотя некоторые военные от излишнего пыла и провозглашали «Вильгельма — на Святую Елену!», общее настроение в верхах было невеселым.

Они вступили в войну без уверенности и до сих пор не приобрели ее. Слухи о пессимистических настроениях в генеральном штабе достигли французского посла в Петербурге. 26 августа он узнал от Сазонова мнение Жилинского, что «наступление в Восточной Пруссии обречено на провал». Говорили, что Янушкевич согласен с ним и решительно возражает против наступления. Генерал Данилов, заместитель начальника генерального штаба, настаивал, однако, на том, что Россия не может подвести Францию и должна наступать, несмотря на «несомненный риск».

Данилов был вместе с великим князем в ставке в Барановичах. Спокойное место в лесу, где ставка находилась в течение года, было выбрано потому, что Барановичи стояли на стыке северо-южной железной дороги с главной линией Москва — Варшава. Отсюда производилось руководство обоими фронтами, германским и австрийским. Великий князь со своей свитой, старшими офицерами генерального штаба и союзными военными атташе, жил и ел в вагонах, потому что оказалось, что дом, предназначенный для верховного главнокомандующего, находился слишком далеко от дома начальника станции, где разместились оперативный и разведывательный отделы. Для защиты вагонов от солнца над ними были возведены навесы, а также проложены деревянные тротуары, в станционном саду устроен легкий павильон с занавесками, где летом была столовая.

Все было просто, за удобствами не гнались. Помехой являлись только низкие двери, входя в которые очень высокий великий князь всегда набивал шишки. Поэтому все притолоки белели наклеенными бумажками, чтобы обратить его внимание и заставить вовремя нагнуться.

Данилов был обеспокоен очевидной потерей Ренненкампфом контакта с противником и плохой связью, в результате чего Жилинский не знал толком, где же находятся армии, которые также не знали о местонахождении друг друга. Когда ставке стало известно, что Самсонов 24-25 августа столкнулся с противником и собирался возобновить бой, беспокойство по поводу того, что Ренненкампф не сможет замкнуть вторую часть клещей, значительно возросло.