Попытки вернуть церкви (в данном случае я имею в виду прежде всего православную церковь) ее прежнюю функцию институционального посредника между властью и моралью (нравами) общества несостоятельны по двум причинам: во‐первых, из-за культурной отсталости и архаичности самого православия как учения, его метафизики и богословия, неспособности нынешнего духовенства, в силу низкого уровня светского образования «персонала», отвечать запросам более образованного общества, по крайней мере, его средних и высших слоев (населения крупнейших мегаполисов, уже прошедшего определенные фазы модернизации и вестернизации). А во‐вторых, и это главное – РПЦ, став фактически государственной церковью, оказывается неавторитетной в качестве института миссионерства и проповедничества евангельского учения и образа жизни. Десятину мало кто из православных собирается вносить, пожертвования со стороны населения явно не соответствуют представлениям и аппетиту иерархии, православные телевизионные каналы имеют крайне незначительную аудиторию и т. п. Подозрения в лицемерии и ханжестве, стяжательстве, алчности не только высших иерархов (прежде всего патриарха Кирилла, оказавшегося в центре целой серии скандалов такого рода), но и рядовых батюшек, даже обвинения священников в педофилии остаются неустранимыми. Поэтому РПЦ, отвечая массовым запросам на инстанцию морального авторитета, может функционировать лишь как ведомство магических ритуалов, обрядоверия, поддержания ожиданий чуда и тому подобных мифологических структур массового сознания.
Подытоживая вышесказанное, я бы определил мораль как структуру смыслообразования, устанавливающую в зоне своей значимости осмысленные нормы поведения – взаимодействия с другими действующими лицами. Моральные принципы (сам механизм наделения смыслом разнородных фрагментов действительности, кажущихся иррациональными до тех пор, пока они не стали предметом смыслового синтеза) соединяют воедино некоторые содержательные идеи (включаемые в понятия общего блага) и групповые интересы, образуя ограниченное пространство