С «Чайкóм» у Ежа связана одна поистине судьбоносная история. Весной 1985 года, когда Валера ушёл из Высшей школы КГБ и ни работы, ни московской прописки у него не было, он познакомился в этом кафе с регентом из соседней церкви Николы в Хамовниках. Регент оказался заядлым битломаном и любителем кофе. Каждое утро он непременно выпивал здесь чашечку этого чудесного ароматного напитка, а потом уже шёл по своим служебным делам. Однажды Ёж и регент разговорились.

– Чувак, у тебя проблемы? – окликнул регент ссутулившегося над кофейной чашкой Валерку.

Барабанщик невнятно пожал плечами.

– Не боись! Поможем! – рявкнул регент.

И действительно, когда он узнал, в чём состоит Валеркина печаль, он предложил ему пойти в церковь певчим, поскольку ему уже доводилось слышать шикарный лысенковский баритон, когда тот исполнял для друзей и знакомых свой любимый рок-н-ролл.

Несмотря на то что Валерка проработал певчим в церковном хоре всего несколько месяцев, церковь Николы в Хамовниках очень сильно повлияла на его мировоззрение. Ёж встретил здесь много очень необычных и интересных людей. Правый хор составляли люди с консерваторским образованием, работа которых хорошо оплачивалась. Октавные басы (это самый низкий голос) в церквах были вообще нарасхват. Эти уникальные люди ценились буквально на вес золота, часто работали одновременно в нескольких местах, и ставки у них были просто огромные! Церковь платила им по 50 рублей за один выход! По тем временам это была фантастическая сумма, так как даже Пугачёва, например, имела ставку как вокалистка по 19 рублей за выход.

Валерка был учеником и получал 7 рублей за службу. И всё равно выходило немало, потому что службы бывали два раза в день, утром и вечером, то есть за неделю набегала приличная сумма.

Надо сказать, что пение в церкви в годы советской власти предполагало известное личное бесстрашие. Если человек пел в церковном хоре в 1980-х, значит, он не просто нонконформист, он уже настоящий диссидент! Участие в церковном хоре предполагает очень серьёзное отторжение от окружающей действительности и фундаментальное разочарование в «совке». Церковный хор в 1980-х – это аквариум: жизнь на виду у всех, но в среде, принципиально отличающейся от окружающей. В «совке» принадлежность к церкви – это максимально радикальный жест, какой только может быть.

Валерка пел в левом хоре вместе с бабушками-непрофессионалками. Сначала половину слов он просто мычал, но спустя десяток служб вдруг с удивлением обнаружил, что начал разбирать старославянские тексты и стал врубаться в то, что поёт. Но главное его открытие заключалось в другом: он с удивлением обнаружил, что не перевелись у нас в стране чистые люди, душу которых не замутило коммунистическое мировоззрение, для которых зло оставалось злом, а добро – добром…