Сенатское управление оказалось громоздким и неэффективным во многих отношениях, но оно породило ожидание законности и вызвало чувство, что широко распространенная система личного покровительства и личной прихоти является незаконной. Большое количество прошений, скопившихся в сенатских папках, свидетельствовало о том, что люди всех сословий считали Сенат верховным арбитром в решении своих проблем^{422}.

Время, в которое правил Александр I, бросило ему серьезнейший вызов — наполеоновское вторжение 1812 г., но также и предоставило прекрасную возможность для реализации своих идей, так как российское общество переживало небывалый патриотический подъем, которого не переживало в течение двух столетий. Это было время, когда правительство, общество и массы могли бы более тесно объединиться на основе правовых норм. Этого так долго ожидали и желали многие образованные люди России. И, когда ничего подобного не произошло, они испытали горечь и разочарование. В такой ситуации вопрос «Кто виноват?» казался самым назревшим.

В начале правления обстоятельства благоприятствовали Александру. Он совсем не был похож на своего предшественника Павла. Учтивый, очаровательный человек, любимец своей великой бабки и последователь философии Просвещения, Александр был обласкан элитой русского общества. Его учителем был швейцарский республиканец Фредерик Цезарь Лагарп. Екатерина II сама выбирала внуку учителя, и республиканец Лагарп, сторонник гражданского общества, основанного на правовых нормах, был отнюдь не случайной персоной.

Александр находился под большим впечатлением от учения Лагарпа, но привнес в свою преданность этому учению известную долю разочарованности, говорившую о некоторой двойственности личности монарха. Он чередовал жесткую властность с уступчивостью и готовностью пожертвовать своей властью в пользу представительных государственных учреждений.

Александр I говорил своему учителю, что надеется создать конституцию и представительное собрание, которые заменят его единоличную власть. А сам он намеревался «удалиться в какое-нибудь тихое место, где жил бы счастливо, с чувством удовлетворения наблюдая растущее благоростояние своей страны». Столь необычные для русского монарха рассуждения впоследствии заставили Николая Бердяева назвать Александра I «русским интеллигентом на троне»^{423}.

Александр был одним из самых чутких и образованных людей своего поколения, но не мягкотелым эстетом. Деликатность и чувствительность в его характере сочетались с готовностью к жестким, иногда даже жестоким действиям, когда он считал это нужным. Необходимость сочетать в себе такие противоположные черты характера держала его психику в постоянном напряжении и заставляла быть скрытным. С разными людьми он обращался по-разному, в зависимости от их индивидуальности, никогда не открывая им себя до конца.