Таким образом, освобождение вместо того, чтобы интегрировать крестьян в общество, на самом деле еще больше изолировало их от него. В течение двух последующих поколений процесс интеграции все же произошел, но эффективных возможностей для реализации крестьянских чаяний политическая система не обеспечивала.

Отмена крепостничества неизбежно подняла вопрос о реформировании политических учреждений империи. Некоторые высокопоставленные политики понимали, что русское высшее общество недовольно режимом и пришла пора вводить представительное управление.

Министр внутренних дел Петр Валуев предложил создать кабинет, или Совет, министров и дать дворянству и регионам право голоса в Государственном Совете по образцу австрийского рейхстага. Эти предложения Валуев изложил в меморандумах 1861 и 1862 гг.^{514}

Валуев был не единственным дворянином, выступившим с подобными предложениями. Участвуя в подготовке крестьянской реформы, дворяне тем самым впервые принимали участие в законодательном процессе. Не удовлетворившись результатами своей деятельности, некоторые губернские комитеты по подготовке реформ выдвинули более радикальные предложения, невзирая на то что царь не уполномочил их на это.

Даже консерваторы, которые обычно тормозят реформы, достаточно хорошо относились к гражданскому обществу. Они были готовы отказаться от некоторых своих привилегий в пользу создания более открытого и равноправного общества. Они выдвигали такие требования, как свобода слова, — равные права для всех общественных классов, единая система налогообложения, выборное местное управление и учреждение представительного собрания в Санкт-Петербурге.

Тверское мелкопоместное дворянство жаловалось царю на «странное непонимание, сокрытое в исполнении Вашего императорского величества доброго намерения» и уверяло его в том, что «введение выборных представительных учреждений по всей России — единственное средство достигнуть удовлетворительного решения проблем, поставленных, но не решенных Манифестом 19 февраля 1861 года»^{515}.

Александр, не задумываясь, отверг их представления. Он сказал Валуеву, что делает это не потому, что боится ограничения своей власти, а потому, что любая конституция спровоцирует развал такой огромной и многонациональной империи^{516}.

Дабы ни у кого не оставалось сомнений в том, что он не желает вмешательства промежуточных учреждений в свои прерогативы, Александр распустил Московское дворянское собрание и запретил его членам обращаться к нему с петициями^{517}. Эта ситуация подтверждает старый русский парадокс: самодержец-реформатор требует больше власти, чем приверженец традиционных форм правления.