Воздействие урбанизации в Литве было слабее. Литовцы выработали у себя своеобразную романтическую национальную традицию, унаследованную от многовековых «отношений любви и ненависти» с поляками. Она проявлялась главным образом через Католическую церковь, издававшую свою подпольную газету «Хроника», к которой церковная иерархия относилась с терпением, хотя и не оказывала ей никакой поддержки. Газета стала хорошим источником информации о нарушениях прав человека в республике. В 1972 г. студент Роман Каланта совершил на площади в городе Каунасе акт самосожжения, стоя под плакатом с надписью «Свободу Литве!». Его гибель вызвала беспорядки в городе. Толпы людей вышли на улицы, срывая со стен домов таблички с русскими названиями улиц и площадей и поджигая здания, где располагались партийная администрация и органы внутренних дел.

В Молдавию русские своим приходом принесли промышленность, которой здесь раньше почти не существовало. Она была в основном сосредоточена в городских поселениях, расположенных в Приднестровье. К 1970 г. доля молдаван среди горожан составляла 35 процентов, хотя в общем населении республики они представляли абсолютное большинство. В то же время русские и украинцы составляли 47 процентов городского населения и, кроме того, занимали ведущее положение в партийных и государственных органах республики, где их представительство было непропорционально высоким по сравнению с их долей в общем демографическом составе населения Молдавии. Молдаван постепенно оттесняли на нижние административные ступеньки, в основном в сельском хозяйстве. Они начинали понимать, что теряют контроль над своей национальной жизнью. Это особенно ярко проявлялось в условиях, когда государство постоянно подчеркивало их отличие от румын^{428}.

Живущие по берегам Волги татары были обижены еще больше. Хотя их число превышало 6 млн человек, у них не было статуса союзной республики, они пользовались лишь правами автономии внутри РСФСР. Бурное развитие промышленности в бассейне Волги и Камы привлекло сюда огромное количество русских переселенцев, которые смогли занять главенствующие позиции в системе образования. В результате к 1970 г. число русских, обучавшихся в институтах и университетах Татарстана, вдвое превышало число студентов татарского происхождения. В этих обстоятельствах, достаточно знакомых по примеру прошлых лет, татары стали направлять своих детей на учебу и работу в другие регионы Советского Союза, а у себя в республике спокойно занимались изучением своей национальной культуры, религии, истории и фольклора начиная со времен булгарского ханства. Без излишних эмоций, но в то же время неуклонно они исповедовали ислам, как это делали их собратья по вере в Средней Азии, с той лишь разницей, что в Поволжье более широкое распространение получил суфизм. В повседневной советской жизни татары сумели найти место своим «мусульманским братствам» и кружкам по изучению ислама. Вместе с тем идеи пантюркизма пребывали под жесточайшим запретом и находили отражение только в изредка появлявшихся здесь «самиздатов-ских» работах^{429}.