Светлый фон

Соединенные Штаты и Европа проходят через период большой психологической слабости. Европейский проект, движение к единству, выдохся. Это может быть началом конца, но это может также привести к выздоровлению Европы.

К российским слабостям относится фатальная вера во все виды теорий заговора и странные идеи, такие как неоевразийство, неогеополитика, конфабуляция и западофобия, что сопровождается устойчивой манией преследования и преувеличенной верой в историческую миссию. Такие недуги ни в коем случае не являются исключительно российскими, но ни в одной из стран Запада эти и подобные идеи не получили той легитимности, которую присвоили им Александр Дугин и части интеллигенции, или использовались для влияния на практическую политику, как определено лидерами России. Националистические чувства не раз значительно усиливались во многих странах, но трудно вспомнить накопление ненависти, подобное тому, которое имело место в России в последние годы. Можно было бы утверждать, что такие недуги, возможно, не длятся вечно, они могут ослабнуть или даже исчезнуть. Но в настоящее время, в эпоху оружия массового уничтожения, они — большая опасность.

Совсем недавно, после окончания Холодной войны, на Западе преобладала вера в то, что демократия была нормальным положением дел, а все другие формы правления — это лишь прискорбное отклонение от нормы, которое не будет длиться долгое время. Это предположение, как оказалось, было сверхоптимистичным. Авторитарный менталитет многих россиян, в равной мере правителей и управляемых, изменится только в результате культурной революции, которая до сих пор не произошла.

Это повод для определенной печали у российских демократов, но реальности нужно смело смотреть в лицо. События последних двух десятилетий показали, что в России хаоса боятся намного больше, чем авторитарного правления и диктатуры. Пока половина людей верит в величие и доброту Сталина, ничего другого и не следует ожидать. Это может однажды измениться, но пока можно только надеяться, что ситуация не ухудшится до еще более жестокой формы правления. Российские крайне правые и экстремисты увеличили свое влияние за эти годы, но настоящий зрелый фашизм кажется маловероятным. До некоторой степени опыт времен Сталина все еще действует как средство устрашения для многих, и даже те, кто находит оправдания событиям тех лет, не хотят, чтобы они повторились.

Но отступление от авторитарного правления к более демократической системе кажется столь же маловероятным. Советский Союз при коммунизме мог рассчитывать на поддержку коммунистов во всем мире. Правонационалистическая Россия может найти (или купить), нескольких сочувствующих за границей, но не намного больше. Советская доктрина базировалась на предположении, что мировая революция, в конце концов, победит повсюду. Сегодня не может быть такой перспективы, которая ставит естественные границы российской экспансии. Но, с другой стороны, трудно представить себе сложение полномочий нынешних правителей, если только им не гарантируют (как гарантировали Ельцину), что их после отставки не будут преследовать в уголовном порядке, например, из-за состояний, накопленных за время пребывания у власти.