– Эту мы скоро снесем. И построим тут небоскреб, восьмиэтажный дом.

Здесь добавлю только, что церковь эта в десятке километров от Ярославля, кругом полно пустырей, и кому там нужен первый ярославский небоскреб, да еще на месте старинного храма, – это уж и совсем понять невозможно.

В начале прошлого века… Бетанкур предложил разобрать Ростовский кремль и построить из этого кирпича гостиный двор в Ростове. Последняя книжка о Ростове, как и прежние издания, заслуженно клеймя этого человека с нерусской фамилией, замечает, что он «не оценил национальной красоты ансамбля». Наверняка не оценил. Однако потом было много других людей с исконно русскими фамилиями, которые разбирали древние угличские и переславские храмы… Эти люди, не понимавшие ни искусства, ни традиций, громили древние здания в Ростове, Великом Устюге, Ярославле. Они всегда ссылались на насущные задачи, на текущий момент и потребности настоящего, иногда даже будущего. Это их имел в виду Пушкин, говоря: “Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим” (Из книги Б.М. Носика «По Руси Ярославской». – М., 1968, с. 116–117).

Знаменитый финский архитектор Сааринен жил в детстве в Гатчине. Его отец был там пастором в финской кирке. Великолепная гатчинская архитектура, может быть, воспитала его?

Дело не только в том, что Александровская колонна на Дворцовой площади – самый большой монолитный монумент в мире: не перестаю удивляться ее красоте – красоте пропорций ее самой и соотношению размеров статуи, постамента, колонны и площади и т. д. Монферран – великий архитектор.

Интересна идея колонны. Мне кажется (не знаю, писал ли уже об этом кто-нибудь раньше), что памятник Александру противостоит памятнику Наполеону – Вандомской колонне в Париже. Но там Наполеон поставлен на чужую колонну, статуя Наполеона в соотношении с колонной мала, и вряд ли стоило на такую «неразглядимую» высоту ставить натуралистическое изображение Наполеона. Монферран умно поставил на Александровской колонне лишь символ Александра, понятный для своего времени.

Удивительно, что Монферран, воздвигший такой великолепный памятник Александру, был в юности короткое время (но все же…) солдатом в армии Наполеона (не то в Италии, не то в Испании).

Кстати, раз речь зашла о Вандомской колонне, то для размышлений совсем другого порядка интересно было бы вспомнить о стихах какого-то англичанина, написанных на постаменте после свержения Наполеона:

(«Тиран, поднятый на эту ходулю! Если бы пролитая тобою кровь могла устоять здесь, ты мог бы пить ее не наклоняясь».) Большинство бы сказало – «ты бы в ней захлебнулся», но безвестный англичанин написал лучше – «мог бы пить ее не наклоняясь» – куда более сильный образ. Наполеон действительно любил кровь, восхищался (считал «великолепным») полем сражения «под Можайском» (Бородинское), усеянным убитыми и умирающими. И Наполеон не склонял головы («мог бы пить ее не наклоняясь»).