Однако даже теперь, спустя время, я по-прежнему подозреваю, что вмешательство США не могло кардинально изменить ход событий. Мубарак слишком долго ничего не предпринимал, и не в нашей власти было спасти его. Разумеется, мы несем свою долю ответственности за его автократическое правление, учитывая весомость нашей поддержки в течение более трех десятилетий. Разумеется, мы, наверное, могли бы сделать больше, чтобы подтолкнуть его к серьезным реформам. Но, как бы мы ни старались, мы никогда не сделали бы из него модернизатора. «Арабская весна» в Египте, как и некоторые другие революции в регионе, была скорее свержением правителя, чем революцией. В результате власть оказалась в руках военных, и, как только интересы генералов оказались под угрозой, они, естественно, начали защищать свой авторитет. Мы мало что могли предпринять, чтобы изменить планы военных или из-за кулис контролировать противоречия между ас-Сиси и «Братьями-мусульманами». И нам вряд ли удалось бы быстро стереть из памяти некоторых наших партнеров в Персидском заливе и израильтян чувство обиды и глубокое ощущение предательства, которым они сочли наши действия в связи с отставкой Мубарака и транзитом власти в Египте. Для них это стало еще одним свидетельством нашего «ухода» из региона и неспособности что-либо предпринять. Столь предвзятое восприятие политики США до сих пор самым разрушительным образом сказывается на наших отношениях.

* * *

Все арабские автократические режимы казались одинаково устойчивыми, но в 2011 г. революции приводили к самым разным осложнениям. Они следовали одна за другой, и каждая новая революция накладывала отпечаток на следующую. Мы изо всех сил старались усвоить уроки одной страны, чтобы понять происходящее и контролировать ситуацию в другой. Однако, учитывая сложное сочетание различных сил, действовавших в арабских обществах, одиозность многих лидеров и скорость изменений, часто сопровождавшихся насилием, вывести четкие закономерности было нелегко.

Самый одиозным из всех лидеров был Каддафи. Он соблюдал свою часть нашего соглашения по терроризму и ядерной программе, но стиль его правления оставался жестким и репрессивным. Ливийский лидер был убежден, что только сильная рука способна удержать от развала некогда искусственно созданное итальянскими колонизаторами государство, объединяющие не связанные между собой территории и племена. Он укреплял армию и службы безопасности, чтобы защититься от переворотов, и с этой же целью тормозил развитие независимых органов судебной и законодательной власти, а также политических партий, способных бросить вызов его режиму. Как личность Каддафи отличался безрассудством и неуравновешенностью. Его экстравагантная полуторачасовая речь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН осенью 2009 г. едва ли могла служить свидетельством того, что он находится в здравом уме. Он перескакивал с одного на другое, впадал в проповеднический тон и время от времени сверялся с текстом на клочках бумаги, которые он разбросал на трибуне. Одно безумное заявление сменялось другим, а переводчика он довел до того, что тот, проработав час с четвертью, с криком «Не могу больше!» бросил наушники и стремительно убежал со своего места.