Президент Обама стремился адаптировать к новым реалиям и лидирующую роль США, и мировой порядок, который мы в основном сами построили и поддерживали в течение семи десятилетий. Он опирался на понятие просвещенного эгоизма, определявшего американскую внешнюю политику в лучших ее проявлениях со времен реализации в Европе плана Маршалла, нацеленного на то, чтобы все больше людей и государств во всем мире были заинтересованы в соблюдении общих правил и участии в работе институтов, обеспечивающих безопасность и процветание. Его подход основывался на трезвом понимании пределов американского влияния. Хотя в кризисных ситуациях Обама вынужден был играть и короткие партии, он старался не браться за решение непосильных задач. Он был сторонником игры вдолгую, что иногда воспринималось как нерешительность. Но в основе его подхода лежало оптимистичное представление о том, в каком направлении пойдет история Америки, если будет создана продуманная модель политической и экономической открытости, а участие в обновленных союзах и партнерствах будет выгодно отличать США от таких одиноких держав, как Китай и Россия.

В отличие от Обамы, президента Трампа трудно было заподозрить в нерешительности. Его целью была не адаптация, а разрушение. Он пришел к власти с твердым убеждением, не основанном на историческом опыте, что Соединенные Штаты оказались в заложниках у созданного ими самими мирового порядка; что Америка – это Гулливер, которому давно пора разорвать путы лилипутов. Союзы – это тяжелые жернова, многосторонние соглашения – помеха, а не инструмент влияния, а ООН и другие международные организации – только отвлекающий или вообще не заслуживающий внимания фактор.

Вместо понятия просвещенного эгоизма, на которое опирался Обама и которое в значительной мере определяло всю послевоенную внешнюю политику США, администрация Трампа, придя к власти, сделала упор на понятие «эгоизм», отринув понятие «просвещенный». Под девизом «Америка прежде всего» Трамп начал варить дурно пахнущее варево из воинствующего унилатерализма, меркантилизма и непримиримого национализма. На международной арене новая администрация часто прибегала к силовой риторике и использовала бездоказательные утверждения для оправдания отказа от ранее принятых на себя обязательств и быстрого выхода из Парижского соглашения по климату, Транстихоокеанского партнерства, иранской ядерной сделки и других международных соглашений. Разрушение, казалось, было самоцелью – ни о «Плане Б», ни о том, что будет дальше, когда все будет разрушено, почти ничего не было слышно. Подход Трампа не был вызван минутным порывом – в его основе лежало стройное мировоззрение, в котором отчетливо просматривалась гоббсовская картина мира. Однако рассматривать его как некую стратегию было трудно. Неудивительно, что наши противники поспешили воспользоваться преимуществом, союзники – подстраховаться, а и без того обветшавшие институты зашатались.