Вторая причина — историческая. Мне показалось любопытным постараться изучить личность исторической фигуры не как историку. а как криминологу. Оставляю за скобками бесконечный спор, как оценивать исторических деятелей, проливших реки крови, — каклиц, оказавшихся велением времени на перепутье судьбоносных решений, или как безжалостных преступников, которых отличает от обычных преступников только то, что их судит не обычный суд, а суд истории. Но меня всегда интересовала гипотеза, что первично в преступнике — его наклонности или объективная реальность, в которую он попадает. Из неосторожно оступившегося хулигана легко сделать закоренелого преступника, осудив его на несколько лет лишения свободы и отправив отбывать наказание к людям, за спинами которых огромный преступный опыт. В то же время Григорий Котовский считался и до сих пор считается одним из легендарных красных командиров времен Гражданской войны, а тот же Михаил Винницкий (Мишка Япончик) — королем одесских бандитов (и тот и другой воевали на стороне большевиков). При этом оба с точки зрения действовавшего до революции уголовного закона были рецидивистами.
Так не являются ли определяющими для объявления того или иного лица преступником всего лишь случай и оценка его действий в конкретный исторический отрезок времени? Убийство в повседневной жизни — это преступление, а убийство во время войны врага — подвиг? И с этой точки зрения кем был Степан Бандера?
Наконец, третья причина — личная. Мой отец провел в оккупации в Белоруссии все четыре года войны. Когда в деревню пришли гитлеровские войска, ему было 6 лет. Он говорил, что какой-то немецкий солдат подарил ему свою пилотку, в которой он долгое время ходил, просто потому, что носить больше было нечего. А пришедший после гитлеровского солдата партизан отобрал у него эту пилотку, да еще дал ему пинка под зад. Он долго плакал не столько от боли, сколько от обиды, пока командир партизанского отряда, откуда-то узнав об этом, строго не наказал своего подчиненного и не вернул ему пилотку. Я хорошо помню слова моего отца, что германские оккупанты были сначала предельно аккуратны, пока не началось массовое сопротивление белорусов.
Но даже после этого, когда начались карательные операции, не они. германские солдаты, наводили ужас на мирных жителей. Намного страшнее и безжалостнее немцев были так называемые свои, те, кто перешел на сторону врага. Вот они пощады не знали. Но и среди них особенной жестокостью, если не сказать зверством, отличались те, кто пришел из не очень ему понятной тогда Украины, которые называли себя украинскими националистами и сторонниками ее незалежности. Намного позже он узнал, что это были так называемые бандеровцы. И остается непреложным то обстоятельство, что эти представители националистического движения запомнились зверствами и массовыми убийствами не только и не столько партизан, сколько мирных женщин, детей и стариков. Наверное, эти старики и женщины поддерживали партизан. И логика войны требовала их наказания? Но они не воевали ни против немцев, ни против бандеровцев. Так что националистическое движение бандеровской части украинцев, или, как его сейчас называют, освободительное движение, очень хорошо помнят в Белоруссии.