Король Хусейн дорого заплатил за свою авантюру. Он потерял 15 тыс. военнослужащих убитыми, ранеными и пропавшими без вести, а также все свои боевые самолеты и половину танков. Кроме того, он лишился половины своего Королевства, плодородных земель и доходов от туризма (суммы, получаемые от иностранных туристов, посещавших Восточный Иерусалим и Бейт-Лехем, давали почти 40 % национального дохода). Лишился он и последних прав Хашимитской династии на святые места ислама. Его прадед потерял Мекку и Медину, которые оказались принадлежащими Саудовской династии. Теперь же, с потерей мечетей Аль-Акса и “Купол над скалой”, была сведена к нулю его роль как хранителя традиций Пророка. Но он также заставил израильтян заплатить высокую цену. Во время боев с иорданскими частями погибли 160 израильских солдат и офицеров (в основном в Иерусалиме), а во время боев с египтянами — 462 израильских военнослужащих.
Но мало кто из израильтян считал, что эти потери были напрасными. Стрельба у Западной стены еще не полностью стихла, когда Шломо Горен, бывший тогда главным раввином Армии обороны Израиля, поспешил на святое место и торжествующе протрубил в шофар[191]. Вскоре туда прибыли Даян, Рабин и Эшколь, потрясенные и исполненные благоговения при виде возвращенной святыни. Прикасаясь к древним камням стены, даже закаленные бойцы не могли сдержать слез. Утром того же дня Наоми Шемер[192], выступая перед солдатами в Эль-Арише, добавила новую строфу к своей недавно написанной балладе “Золотой Иерусалим” — после того, как услышала по радио, что Старый город в руках израильтян:
Восторженно встреченная всеми израильтянами, песня “Золотой Иерусалим” стала настоящим гимном Шестидневной войны.
Возмездие на Голанских высотах
Возмездие на Голанских высотах
Теперь израильскому правительству оставалось принять последнее решение — относительно Сирии. Если бы возмездие не настигло самого непримиримого врага Израиля, страну, постоянно провоцировавшую пограничные конфликты, которые, по сути дела, и разожгли эту войну, если бы Сирии было позволено сохранить стратегические преимущества, которые обеспечивались Голанскими высотами, — это бы стало вызовом самой идее справедливости. Не говоря уж о непрекращающихся артиллерийских обстрелах, когда сирийские орудия обрушивали на поселения Северной Галилеи тонны снарядов. Надо заметить, что Даян, не желавший провоцировать советское руководство, и в данной ситуации выступал сторонником сдержанности и осторожности. Но, как и в ситуации со Старым городом, позиция министра обороны не была поддержана ни правительством, ни армией — не говоря уж о жителях Северной Галилеи. Именно эти люди и способствовали окончательному решению вопроса. Вечером 8 июня, когда война была окончена на всех других фронтах, председатель местного совета Верхней Галилеи и еще несколько представителей общественности приехали в Иерусалим, где делегацию принял Эшколь. Тронутый их призывами ослабить натиск противника, Эшколь решился на беспрецедентный шаг и привел делегацию на заседание кабинета министров, где они смогли высказать свою точку зрения. Реакция министров была однозначной — они высказались в пользу наступательных действий на Голанах. Помимо всего прочего, военные события продолжали развиваться по своим законам. Генерал Элазар[194], командующий Северным фронтом, имел в своем распоряжении пять бригад, и солдаты буквально рвались в бой. Желание отомстить сирийцам служило весьма действенным стимулом; в расположение Северного военного округа прибывало множество добровольцев, в том числе и тех, кто уже успел принять участие в боевых действиях на других фронтах.