Ответ был положительным. Садат к тому времени не очень-то стремился вернуться в Женеву. Возобновление работы конференции не могло не поднять взрывоопасный вопрос относительно участия в ней ООП, а израильтяне предупредили, что в таком случае они, безусловно, не приедут. Советский Союз, со своей стороны, принимал все меры к тому, чтобы всячески поддерживать в своих арабских союзниках дух непримиримости, сводя тем самым к нулю даже малейшую вероятность израильского отступления на Синайском полуострове. Посредничество Киссинджера в складывающейся ситуации представлялось более приемлемой альтернативой, и правительство Рабина было с этим согласно — хотя это и было сопряжено с известным риском. Как уже было сказано, одной из основных причин среди тех, по которым правительство Голды Меир согласилось с прекращением огня начиная с 22 октября 1973 г., стало заверение Киссинджера, воплощенное в Резолюции Совета Безопасности ООН № 338, относительно того, что противоборствующие стороны должны приступить к переговорам, ведущим к “справедливому и прочному миру на Ближнем Востоке”. Перед сторонами, таким образом, открывались самые широкие дипломатические перспективы. Однако с самого начала работы этой собравшейся не в полном составе конференции в декабре 1973 г. стало очевидно, что “переговоры” превращаются в не что иное, как обмен пропагандистскими заявлениями. Помимо всего прочего, египтяне постоянно повторяли, что они ведут переговоры исключительно с председательствующим на конференции Генеральным секретарем ООН Куртом Вальдхаймом, но отнюдь не с израильской делегацией. В таких обстоятельствах израильтяне согласились в конце концов положиться на челночную дипломатию Киссинджера, с тем, чтобы добиться первоначального разъединения воюющих сторон. Вот и теперь они объявили о готовности к аналогичному развитию событий.

Эта готовность была немедленно встречена рядом возражений. Аба Эвен, который в ходе формирования правительства Рабина был весьма бестактно выставлен из своего министерского кабинета (после чего, исполненный обиды, уехал из страны), обрушил из Нью-Йорка на своих бывших коллег град критических замечаний, суть которых сводилась к тому, что Израилю не следовало соглашаться на второй раунд переговоров об отводе войск, а вместо этого надо вернуться в Женеву для достижения всеобъемлющего соглашения. Все, уступающее по масштабам мирному договору, утверждал Эвен, является не чем иным, как тактикой “постепенного, или поэтапного, урезывания”, причем терять на каждом из этапов предстоит только Израилю. По мнению Эвена, Израиль смог бы извлечь определенную выгоду даже в случае полного провала женевских переговоров. Как минимум, ему удалось бы в полной мере разоблачить ни на чем не основанные заявления арабов об их мирных намерениях и нежелание правительств арабских стран согласиться с самим фактом существования Израиля на карте. Такого рода аргументация была характерна для Эвена в бытность его министром иностранных дел, когда эффективность усилий, направленных на защиту позиций Израиля на международной арене, определялась не столько практическими достижениями и переговорами, сколько возвышенными речами перед аудиторией государственных деятелей или филантропов.