Ераст не доверяет никому и рассчитывает только на самого себя, пробираясь к цели окольными путями, выискивая к ней лазейки со всех сторон, прикрываясь разнообразными личинами, при первой опасности отступая в тень.

Эту внутреннюю изворотливость своего героя Островский прекрасно передает в самом тексте его роли. Ни у одного из персонажей «Сердца не камень» нет такого речевого многообразия, такого богатства оттенков и контрастных переходов из одного тона в другой, как у Ераста. Его речь все время вьется по прихотливому руслу. Она непрестанно меняет свой тон и характер, сложным, не прямым путем отражая извилистые потаенные ходы, которыми пробирается Ераст к намеченной цели. Редко когда его слова выражают непосредственно его мысли. Большей частью они служат ему для того, чтобы скрыть подлинные замыслы, спрятать от глаз сторонних людей свои истинные намерения.

Ераст не прибегает к маскировке, пожалуй, только наедине с самим собой. Говорю «пожалуй» потому, что в самых откровенных его монологах, обращенных к себе, все-таки проскальзывают ноты наигранного благородства: сказывается привычка к постоянному лицемерию, к оглядке по сторонам, как бы кто не подслушал, не увидел, не разгадал втайне обдуманных планов. Во всей своей внутренней неприглядности он виден только драматургу и зрителю. Никто из действующих лиц комедии не знает его настоящего лица.

Даже с Константином — своим наставником и сообщником по темным делам — Ераст не оставляет двойную игру и время от времени старается принять благородную позу, на всякий случай прикинуться наивным простачком. Так он ведет себя в сцене «заговора» против Веры Филипповны в первом акте.

Ераст не сразу принимает предложение Константина погубить свою простодушную хозяйку. Вначале он как будто поражен и даже испуган гнусностью этого предложения. «Вот что, слушай! — негодующе начинает Ераст. — Которое ты дело мне сейчас рекомендуешь, довольно оно подлое. Пойми ты! Довольно подлое». Следующая реплика Ераста звучит еще более резко и недвусмысленно. «Не надо, — продолжает Ераст. — Не только твоих пяти тысяч… а отойди!» Перед зрителем возникает образ честного, справедливого человека, второго Платона Зыбкина из комедии «Правда — хорошо, а счастье лучше», который не пойдет ни на какие сделки со своей совестью.

Но эта иллюзия длится одно мгновенье. Когда Ераст видит, что Константин остается равнодушным к его негодующим репликам, он резко меняет тон и без всякого перехода начинает цинично обсуждать, как бы половчее и безопаснее для себя поймать в капкан Веру Филипповну.