Равновесие между точностью и ошибками при самовоспроизведении весьма деликатное. Слишком много ошибок – и организм не может функционировать, слишком мало – и он поступается приспособляемостью[391]. Подобное же равновесие должно быть в организме между устойчивостью и изменчивостью. Рост числа красных кровяных телец может помочь человеку или группе людей, живущих на больших высотах, легче двигаться и дышать, потому что с ростом числа эритроцитов кровь может переносить больше кислорода. Но дополнительные эритроциты также делают кровь более вязкой. Добавьте их слишком много, и, пользуясь сравнением антрополога Темпльского университета Чарлза Вейтца, она станет «густой, как нефть». Это большая нагрузка на сердце. Таким образом, те, кто приспособлен жить на высоте, лучше дышат, но платят за это повышенным риском заболеваний сердца. Таким путем Дарвинов естественный отбор заботится о нас. Он также помогает объяснить, почему мы все так похожи[392]. Эволюция просто не даст вам слишком сильно измениться – во всяком случае, без того, чтобы стать новым видом.

Разница в 0,1 процента между вашими и моими генами объясняется тем самым полиморфизмом наших нуклеотидов[393]. А если вы сравните свою ДНК с ДНК кого-то третьего, соответствие тоже будет составлять 99,9 процента, но полиморфизм будет в большинстве случаев проявляться в других звеньях. Возьмите для сравнения еще больше людей, и вы получите еще больше примеров полиморфизма, однако в еще большем количестве звеньев. На каждое из 3,2 миллиарда ваших оснований где-то на планете найдется человек или группа людей с иным кодом в этом месте[394]. Так что неправильно говорить не только о каком-то определенном, едином для всех геноме человека, но в известном смысле даже вообще о геноме человека. Их насчитывается шесть миллиардов. Все мы на 99,9 процента одинаковы, но в равной мере, по словам биохимика Дэвида Кокса[395], «вы могли бы утверждать, что между всеми представителями рода человеческого нет ничего общего, и это было бы тоже верно».

Но нам все еще надо объяснить, почему такая малая часть ДНК имеет какое-то ощутимое предназначение. Хотя от этого становится несколько не по себе, но, похоже, цель жизни действительно состоит в том, чтобы обеспечивать вечное существование ДНК. 97 процентов в наших ДНК, обычно называемых мусором, по большей части состоят из наборов букв, как говорит Мэтт Ридли, «существующих по одной простой причине – они хорошо умеют воспроизводиться»[396]. Другими словами, большая часть вашей ДНК преданно служит не вам, а самой себе: вы для нее, а не она для вас. Жизнь, как вы помните, просто хочет быть; это как раз и делает ДНК.