Последнее слово Дахьи длилось больше двух часов. Он ссылался на Маркса и Ленина, клеймил пороки общества, которые довели его до преступной жизни, просил оставить возможность воспитать сына, который родился, пока он был под следствием. Однако ничего не помогло. Суд был неумолим. Приговор – 15 лет.

Владимир Гореликов: «Он был в полном шоке. За то, что он сдал очень много людей, они ему пообещали, что не будет такого жестокого приговора. А это практически потолок, выше только расстрел».

Вадим Розмаринский: «Был с ним заключен устный договор: он сдает подельников, каналы, и за это ему – статья-то тяжелая 88-я, там вплоть до расстрела – дадут по минимуму. Но ГБшники его обманули, дали пятнаху».

Среди ленинградских жуликов появилась поговорка: «Не шей мне дахью». Оперу Николаю Иванову вместо благодарности вменяют неделовые отношения с агентом. Мол, Дахья угощал его импортным пивом. Подарил кроссовки и видеомагнитофон. Иванова, который и заварил всю эту кашу, приговаривают к чудовищному сроку – 12 лет лишения свободы. Лишают наград и звания. Сегодня он живет в Питере. Но не хочет общаться на эту тему. С него достаточно тогдашней инициативы.

«Опасность такого преступления, как контрабанда, состоит в том, что она посягает на монополию внешней торговли, которая присуща лишь социалистическому строю и является, в отличие от капиталистического хозяйства, его важнейшей особенностью. Только советское государство имеет право совершать с другими странами экспортно-импортные сделки».

Скоро эта монополия была отменена, да и предпринимательская деятельность перестала оцениваться как страшное преступление.

Владимир Гореликов: «Сидишь в камере, приносят „Правду”, там пишут о кооперативах, о том, как кооператор идет в государственный магазин, покупает за рубль, ну образно, коробок спичек и продает его за пять, и ругают его за это. И я задаю себе вопрос, а за что же я сижу. Я продавал вещь, которая в магазине стоит полторы тыщи, за тысячу – дешевле, чем в государственном магазине».