Светлый фон

В отделении никого не оказалось. Энрике, поприветствовавший меня, отправил в больницу. Медрегистратор, однако, отказалась пускать меня к заключённому без разрешения следователя. Отлично, это мне и нужно.

Глаза Марка разочарованно и смущённо поглядывали то на меня, то в пол.

— Энди — трепло, — с досадой уронил он.

— А ты тихушник, — парировал в ответ. — Я хочу видеть этого мерзавца.

— Уверен, что стоит? — Вайлет скептически качнул головой.

— Где его палата?

Коп нерешительно указал по коридору. Я заковылял туда. Сквозь жалюзи окна разглядел его фигуру. Ворвался, но увидел совсем не того, что знал раньше. Он давно не тот Чейз Ричер — болезненный покров кожи, опавшие скулы, истощённое тело, лицо изменившееся от побоев.

— Боже, — невольно уронил я, уставившись на него.

— Можно, просто Чейз, — сердито буркнул заключённый и опустил голову.

— Жизнь и правда возвращает каждому своё. Бред какой-то! Обозлённый и недолюбленный Чейз Ричер стал героем? Не верится.

— Думай, как нравится, — он отвернулся от меня к окну.

— Скажи, каково это измываться над девушкой и любить её одновременно?

— А ты попробуй и узнаешь, — злобно процедил заключённый.

Я замахнулся, а Чейз зажмурился, просто ожидая удара. Чем же я тогда лучше тебя? Бить того, кто не способен ответить в его стиле. Кулак опустился сам собой.

— Из мучителя в мученики за несколько месяцев? Не верю, — хмыкнул, отступив. — Но тебя накажут. За Эмму, охранника, за всё. Максимально.

Он обреченно кивнул, съязвив:

— Уповаю на справедливое правосудие.

Окинул его ненавистным взглядом и вышел из палаты.

Смятение брало верх над моими чувствами. На вид этого ничтожества без слёз взглянуть невозможно. Он добровольно сел в амбар с рабами и ждал Джилл?! Этого не может быть! Но факт бил сильней моих эмоций. Все эти месяцы Ричер был с ней там и, возможно, только благодаря ему девушка до сих пор жива. Сердце невольно раздвоилось на два фронта. Благодарность за то, что был там и взял на себя все муки ада, но и презрение, выработанное прошлыми его деяниями.

Но этот единственный поступок не способен перечеркнуть в моей памяти истерзанное им женское тело. Мразь всегда останется мразью.