Он берёт меня за вялое запястье и настойчиво тянет за собой. Я не представляю, зачем соглашаюсь на это, но ноги сами покорно плетутся за Марком, и через минуту мы оказываемся в той самой комнатке на втором этаже, где, собственно, и познакомились. Марк сажает меня на кровать, а сам усаживается передо мной по-турецки и разливает огневиски по двум стаканам. Откуда он извлёк бутылку — я так и не заметил. Он втискивает один стакан в мои непослушные пальцы и, поднимая свой, предлагает тост:

— Чтобы у тебя всё сложилось как можно лучше, Гарри. Ты хороший человек, и ты этого заслуживаешь.

Я благодарно киваю и опрокидываю в себя крепкую пахучую жидкость. Комната начинает медленно плыть перед глазами. А на душе становится всё тяжелее. Я смотрю в пол мутным взглядом, едва ощущая, как Марк берёт мои руки в свои и целует ладони. Я высвобождаю одну руку и глажу его по голове. Он улыбается, и мне тепло. Впервые за эти дни так тепло и хорошо.

— Не переживай из-за работы. Это не конец жизни.

— Дело не только в работе, — горько усмехаюсь я. — Я лишился её из-за человека, которому думал, что нужен. Но на самом деле ему на меня плевать. Так что я потерял и его.

— Значит, он идиот, — просто отзывается Марк, а я издаю короткий пьяный смешок. — Не думай о нём. Он наверняка о тебе сейчас не думает.

Я понуро киваю. Марк вдруг поднимается с пола и устраивается рядом со мной на кровати, не отпуская моих рук.

— Ты сильный. И ты прекрасный, — шепчет Марк, склонившись к моему лицу. — Ни одна ублюдочная скотина тебя не стоит. Ты самый лучший.

Я усмехаюсь и поворачиваю к нему голову, пытаясь сфокусировать взгляд на его мутном лице.

— Ладно, Марк. Можешь уже переходить от бессмысленного бормотания к следующей части твоего гениального плана по моему утешению.