— Нет! Я ничего не хочу об этом знать. Ничего.

— Расскажи ей, Ноэль. Расскажи ей, как люди, на которых ты работаешь, только что пытались тебя убить. Расскажи.

Ноэль промолчал.

— Конечно, — продолжал Эрик, — всё это могло быть ошибкой. Довольно крупной ошибкой, но всё равно… А может, это было то же самое, что около бань.

— Хватит! — выкрикнула она.

Потом обратилась к Ноэлю уже более спокойным голосом:

— Уезжай из этого дома и больше не возвращайся. А ты не мешай ему, Эрик.

Ни тот, ни другой ей не ответили, и это говорило само за себя.

— Пф-ф! Вы мне противны. Оба. Ты что, не понимаешь, Ноэль? Для него же это идеальная садомазо фантазия! Или тебе уже плевать на собственную жизнь?

— Да ладно, Алана, это никак не связано, — запротестовал Эрик.

— Не рассказывай. У меня есть глаза. Я вижу. По сравнению с этой историей всё, что происходит в задних комнатах «Le Pissoir» — просто детские игрушки.

— Ты ошибаешься, — вставил Ноэль.

— А ты его защищаешь! Скажи мне, Эрик, если эти люди правда тебя преследуют — почему? Скажи мне, почему?

— Потому что я отказываюсь сидеть в подполье. Я не согласен унижаться.

— А! Политика! — презрительно фыркнула она. — Я думала, разговоры о политике закончились для меня много лет назад.

— Кто-то должен это сделать, — сказал Эрик. — Рано или поздно, но кто-то должен.

— Ну да. Понятно. Как Ленин и его друзья. Мы всё погибнем за идею.

— Или как Джордж Вашингтон и его друзья, — напомнил Эрик.

— Хорошо. Отлично. Делай, что хочешь. И ты тоже, — добавила она, глядя на Ноэля и качая головой. — А я завтра уезжаю. Надену чёрное и прилечу на ваши похороны. Вы этого хотите?

— Я думал, мы сегодня идём в «Облака»? — удивился Эрик, но она уже направилась через коридор к своей спальне.