Но тогда что же Ларс? Неужели он обо всем этом знает и потому устранился?

Тогда я согласна, чтобы он не появлялся рядом со мной. Если для Ларса находиться рядом со мной опасно, то пусть лучше живет сам по себе. Господи, какая я эгоистка! Жаждать, чтобы он с риском для жизни появился и поцеловал меня… Нет, нет, ни за что! Если убьют, то пусть только меня.

Как же предупредить его об этом? Завтра надо обязательно расспросить Эрика, может он видел Ларса?

При мысли о том, что Эрик мог видеть мою любовь, слабеет все. Тогда он может рассказать, как Ларс выглядит, какое у него настроение…

Я прекрасно понимаю, что не стану расспрашивать об этом Эрика, разве что сам догадается рассказать. Но попрошу сразу после праздника съездить к Ларсу и передать, что он свободен…

Ничего я не попрошу. Он и так свободен от меня, совсем свободен. Но как же руки, губы, как же эти глаза? О, Господи, за что мне все это? Конечно, я вынесу, не подвешусь по той схеме, какой была повешена Бригитта, я выживу. Но что это будет за жизнь…

К утру выстрадано все, что только можно. Моя душа захлебнулась болью, она умерла, осталась только оболочка Линн Линдберг. Возродить эту душу мог бы только один человек, но он выкинул меня из своей головы, своего сердца. Понял, что я ему врала и выкинул. И правильно сделал, хотя я бы ему простила и вранье. Простила бы пребывание в Амстердаме у Паулы. Но это я, а то Ларс. Я без него не могу, умираю, нет, уже умерла, а у него вон все в порядке.

Эрик не появляется у нас до самого вечера, я помогаю бабушке хлопотать на кухне, она привычно наготовила столько, что можно созвать весь Бюле. Стол уже накрыт, потому что мы решили сначала поужинать, проводив этот год. Год находок и потерь, счастья и боли…

— Привет, Линн, как ты?

— Хорошо.

Эрик уходит в гостиную возиться со стулом, который бабушке почему-то срочно понадобилось поправить. Лучше бы прибил ступеньку. Я вспоминаю, что хотела попросить Эрика принести его ноутбук. Ладно, завтра попрошу.

Раздается стук в дверь.

— Линн, открой.

— Ба, там Эрик, он слышит.

Из комнаты доносится голос Эрика:

— Линн, у меня руки заняты, открой.

На пороге стоит… Ларс!

Я едва не сползаю по стенке от избытка чувств: