– Э нет… Карабкаться на Эверест – это трудно, нужно прикладывать усилия, а здесь все проще – сиди в кресле и смотри. А если адреналин зашкаливает, то можно и самому плетку или что похуже в руки взять.

Я даже вздрогнула от ужаса.

– Но ведь вас потом могут узнать?

– Нет, все в масках, в костюмах…

Я скосила глаза на экран, мужчины там действительно были обезличены, но на одной руке все же видна татуировка. Я узнала эту руку – ту самую, по которой, тянувшейся ко мне, когда-то врезала стеком.

– Почему же, вон Леннарт.

– Татуировку увидела? Надо сказать, чтобы свел, опасно.

– Маргит, в тебе хоть что-то человеческое осталось? Ведь Кайса же твоя сестра?

– Человеческое, говоришь? Я через все прошла… И выжила. У меня ничего не осталось. И выбор у меня невелик – либо вы, либо я. Повторения не хочу, потому будете вы.

Она встала и уже у двери обернулась, добавив:

– Но у тебя даже такого выбора не будет, ты умрешь.

Осчастливила…

Я захлопнула ноутбук:

– Незачем смотреть эту гадость!

Габи прошептала:

– Страшнее не придумаешь, лучше бы сразу убили…

– Не убьют, мы дорогой товар.

Снаружи быстро стемнело, зимой темнеет рано, а в лесу и того раньше. Лес стоял уже черный, как мое состояние. На остров скоро опустится тьма, такая же будет и у меня на душе. Поистине, Анна сделала мне последний подарок, перед смертью посоветовав разозлить кого-нибудь, чтоб убили одним ударом.

Я смотрела на темную массу деревьев под окном и думала о том, что ничего не знала о жизни. Как подавляющее большинство не только шведов, но вообще жителей благополучных стран, я видела только фасад спокойной, устроенной жизни, в которой от рождения до смерти о человеке заботятся, ведут по жизни почти за ручку. Продумано все: как лечиться, учиться, работать, даже о депрессии подумали. Это хорошо, очень хорошо, человеку много легче, когда он чувствует себя защищенным.