— Ну? — Его голос разорвал тишину.

Девушки вздрогнули.

— Ну, — повторил он чуть мягче, словно извиняясь за то, что их напугал. — Которую из вас пристрелить?

Обе старались не дышать.

Молча смотрели ему в лицо, словно видели впервые. Кто это здесь с направленным на них пистолетом? Сколько раз в классе и в коридоре они проходили мимо Майкла Патрика и никогда даже не взглянули на него? Ненависть, живая и осязаемая, притаилась, поджидая. Уродливая и зловещая, как черная дыра, которая поглощает все на своем пути.

Он направил револьвер на одну из них, потом на другую:

— Ну, так кого же мне убить?

На этот раз они даже не вздрогнули. В зеркале у них за спиной — немного бесстрастного бессмертия и равнодушной бесконечности — как ни в чем не бывало продолжали в полной безопасности жить их отражения.

Одна из них наконец сглотнула, перевела дыхание и прошептала:

— Пожалуйста, не убивай никого из нас.

Майкл ухмыльнулся:

— Я убью только одну. Но вот кого?

Ткнул пистолет им в лицо так, чтобы они ощутили его запах — запах серы и масла.

Темноволосая девушка откашлялась и проговорила отчетливо и ясно, словно готовилась к этому годами:

— Если тебе надо убить одну из нас, убей меня. Майкл Патрик согласно кивнул в ответ и засмеялся. Теперь он не спешил.

— Ну а ты? — Он повернулся к другой девушке. — Что ты можешь сказать?

Блондинка увидела свое отражение в зеркале за его спиной, заново ощутила рядом тепло подружки, влажное живое тепло. Слегка отодвинулась от нее. Опустила глаза к полу. Подруга дышала уже совсем спокойно. На сером линолеуме отчетливо виднелись царапины и странные золотые точки, словно кто-то каблуками втаптывал в пол драгоценности.

Она закрыла глаза.

Вокруг повисло ожидание.

И никого, кроме них троих. И никого, и ничего за ее пределами, по крайней мере, так казалось. Ни флага, хлопающего снаружи на ветру на верхушке флагштока. Ни вспыхивающей на солнце стойки для велосипеда. Ни оранжевых двойных дверей, открытых или закрытых. Ни стеклянного стеллажа в зале с наградами и кубками. Ни самого спортивного зала, пахнущего резиной и матами. Ни директорского кабинета с письменным столом, заваленным фотографиями смущенно улыбающихся детей и их мамаш, таких разных и все-таки чем-то неуловимо похожих, молодых и красивых или среднего возраста и полноватых, что уставились прямо в объектив.