– Нет, – ответил Аяз.

Его «нет» было искренним, подлинным. «Да» было бы просто лицемерием, притворством. Он действительно хотел, чтобы его молитва оставалась секретом, чтобы его зикр оставался секретом. Он не хотел объявлять всему миру о том, что он суфий. Он хотел, чтобы это касалось лишь его самого и его Бога. И это было важнее, чем сам Махмуд.

– Если ты не позволишь мне войти в эту комнату, все мое доверие к тебе как к верному и преданному слуге улетучится, и впредь у нас никогда больше не будет прежних отношений. Выбирай, – сказал свирепый завоеватель.

Однако такие люди, как Махмуд, не знают, что такое любовь или что такое дружба. Их любовь обусловлена, а обусловленная любовь – это вообще не любовь. Их любовь полна разнообразных «если» и «но».

Махмуд сказал:

– Если ты не позволишь мне войти в эту комнату…

…тогда все кончено. Всякий раз, когда вы ставите условие, вы разрушаете любовь. Запомните: никогда не ставьте условий в любви. Пусть ваша любовь будет безусловной – никогда не вынуждайте других людей соответствовать вашим ожиданиям. Пусть ваша любовь будет даром свободы.

Настоящие влюбленные, подлинные друзья дают друг другу свободу. Чем сильнее они любят, тем больше появляется свободы. У ненастоящих влюбленных, у притворщиков, находятся тысяча и одно «если» и «но», которые сопутствуют их любви. Их условия должны выполняться – только тогда они могут быть любящими. Но это вовсе не любовь. Любовь не знает условий.

Аяз заплакал…

Почему Аяз заплакал? Он заплакал, потому что любил. Он заплакал, потому что он действительно изливал всю свою дружбу. Он заплакал, потому что видел, что с другой стороны нет отклика. Он заплакал, потому что Махмуд потерял друга, единственного подлинного друга. Махмуд потерял возлюбленного. Он заплакал, поскольку увидел, что у Махмуда нет сердца.

Аяз заплакал, увидев убийство любви.

Аяз заплакал, а затем распахнул дверь комнаты и позволил Махмуду и его челяди войти. В комнате не было никакой мебели. В ней был один лишь вбитый в стену крюк. На крюке висел потрепанный и залатанный плащ, а под ним лежали посох и миска для подаяний.

Все это символы суфиев. Когда он пришел к Махмуду, эти символы были всем, что он имел. И он сохранил их в этом тайном месте. Двадцать три часа в сутки он был придворным, мирянином, в окружении всевозможных глупых политиков, а на один час исчезал в своем мире. На один час он забывал весь этот двор, дворец, со всей его бессмысленностью. На один час он снова становился странствующим суфием, пребывающем в факре, внутренней нищете, и в зикре, внутреннем вспоминании.