Будда согласился бы с Тосканини…
В день восьмидесятилетия Тосканини его сына спросили, что его отец считает своим самым главным достижением. Сын ответил: «Для него такого не существует. Что бы он ни делал в данный момент, это и является самым главным в его жизни – дирижирует ли он симфонией или очищает апельсин».
Очищайте апельсин так, будто вы дирижируете симфонией, и вы начнете приближаться к Будде. Очищайте апельсин так, будто вы рисуете величайшую картину в мире – с такой же бдительностью, с таким же вниманием, с такой же любовью, с такой же полной включенностью. Очищайте апельсин и осознавайте это на всех уровнях: осознавайте его запах, вкус, чувствуйте его на ощупь. И тогда маленький апельсин, обыкновенный апельсин, преобразится – преобразится качеством сознания, которое вы в него привносите.
И если проживать жизнь таким образом, тогда религия не отрицает жизнь – она ее утверждает. Она не уводит вас от жизни – она вводит вас
Таков и мой подход. Любая религия, которая отделена от жизни – молитва, которую нужно совершать в храме, медитация, которой вы должны заниматься только в гималайской пещере, – не многого стоит, потому что вы не можете практиковать ее двадцать четыре часа в сутки. Даже человеку, живущему в пещере в Гималаях, приходится ходить за подаянием для пропитания, заготавливать дрова на зиму, защищаться от дождя, от диких животных, которые могут приходить ночью. Даже в пещере ему приходится делать тысячу всяких вещей.
Однако Будда делает это возможным. Он говорит: «Не отделяйте медитацию от жизни – пусть они будут вместе: превратите каждое повседневное действие в медитацию. Совершайте его осознанно, бдительно, наблюдая, будьте свидетелем».
Однажды к мастеру Иккью пришел его ученик. Он уже некоторое время занимался практиками. Шел дождь, и, входя, ученик оставил свою обувь и зонтик снаружи. После того, как он поклонился, мастер спросил, с какой стороны от обуви он поставил свой зонтик.
Но что это за вопрос? Вы не ожидаете от мастеров таких бессмысленных вопросов – вы ожидаете, что они будут спрашивать о Боге, о подъеме кундалини, об открытии чакр, о свете, возникающем в голове. Они должны спрашивать о великих вещах – оккультных, эзотерических.
Однако Иккью задал совершенно обыкновенный вопрос. Его не задал бы ни один христианский святой, ни один джайнский монах, ни один индуистский свами. Его может задать лишь тот, кто действительно заодно с Буддой,