Данила жил на предпоследнем, шестнадцатом этаже высотной общаги, а Михай – на четвёртом. Как уже отмечалось, лифт давно не работал, поэтому пришлось идти пешком. Хотя двенадцать этажей не бог весть какой путь, дорога давалась тяжко. Мутило, сердце стучало в висках. Но, взяв себя в руки, Михай одолел-таки все ступени. Подойдя к двери и с полминуты отдышавшись, он для понта раскурил заранее купленную ароматизированную сигарету и, попыхивая приторно-сладким дымом, размашисто постучал. Именинник открыл дверь, и Михай сделал решительный шаг внутрь.

– ЙА… – начал он свою речь, – ЙА… – но продолжить ему не удалось. Ароматизированная сигарета, показавшаяся с непривычки довольно противной, к тому же закуренная после нагрузки от подъёма по лестнице, добила его ослабленный организм. Не последнюю роль, видимо, сыграл и столь хорошо разученный звук «ЙА!», будто призывавший освободить желудок.

Михай почувствовал внезапный тошнотворный порыв, подкатывающий с непреодолимой силой. Он хотел развернуться и выскочить наружу, но не успел. Удалось только согнуться пополам, чтобы не вырвать на опрятно одетого именинника, и мощный поток блевотины ударил в новый алый коврик Данилы. Брызги разлетелись по сторонам…

Среди гостей возникла немая сцена. Михай тоже был в шоке. Он хотел извиниться, сказать, что сейчас всё уберёт, но, увидев, что забрызгал не только стоявшую в прихожей обувь, но и частично обои и, что важнее, гостей из первого ряда, а также джинсы и кроссовки самого Данилы, понял, что последствия устранить непросто. К тому же Михай почувствовал невыносимо жгучее ощущение, что катастрофически облажался. Поэтому он, не говоря ни слова, развернулся и убежал, не выпуская из рук припасённый для именинника подарок. В конце коридора пришлось сделать небольшую остановку, ибо приступ ещё не прошёл. Не оборачиваясь, так как было страшно подумать, что ему могут смотреть вслед, Михай опорожнил остатки содержимого своего желудка на коврик при входе в чей-то бокс, облевав при этом и ручку двери, и двинул вниз по лестнице, не дожидаясь, когда жильцы бокса оценят его поступок.

В действительности опасность ему не грозила. Жильцы обнаружили оплошность Михая только поздно вечером, когда вернулись домой и, начав открывать дверь в полутьме, заметили, что ручка двери измазана чем-то скользким, а ноги прилипают к коврику. Гости же вовсе не смотрели ему вслед – скорее напротив, они отступили в комнату ближе к окну, так как Михай наблевал не только много, но и весьма, весьма вонюче и находиться у входа стало тяжело. Остался только один полный студент, не страдавший брезгливостью. Он с любопытством рассматривал жёлто-коричневое месиво, приговаривая: «Никак не пойму, шо ж он такое ел-то!»