Мне очень хотелось окликнуть мертвеца, заглянуть под капюшон савана, но вдруг он сам, проходя мимо, повернул ко мне голову с пустыми глазницами и осклабился. Нет, пусть идет своей дорогой, решил я.

Только он скрылся, снова раздался треск и из полумрака возник новый скелет. Он сгибался под тяжестью надгробной плиты и волочил за собой на веревке трухлявый гроб. У крыльца скелет остановился, с минуту таращился на меня, потом попросил:

— Будьте добры, подсобите человеку!

Я помог ему спустить плиту на землю и тем временем прочитал надпись. Звали его Джон Бакстер Компенхерст, скончался он в мае 1839 года. Мертвец устало присел возле меня, провел костлявой рукой по лобной кости. Я рассудил, что делал он это по старой привычке, ибо не видно было, чтоб на черепе у него проступал пот.

— Плохи мои дела, плохи, — сказал он, печально подпершись рукой, кутаясь в остатки савана. Потом закинул левую ногу на колено правой и рассеянно поскреб кость лодыжки ржавым гвоздем, вытащенным из гроба.

— Что плохо, приятель?

— Все из рук вон плохо. Лучше б мне вовсе не помирать.

— Вы меня удивляете. Странно слышать такие слова. Что случилось? В чем дело?

— «В чем дело»! Гляньте-ка на мой саван — одни лохмотья остались! А плита? Вся истерлась. На эту рухлядь — гроб — и смотреть стыдно. Все имущество разрушается прямо на глазах, а вы, черт побери, спрашиваете, в чем дело!

— Успокойтесь, успокойтесь, — сказал я. — Все это, конечно, очень печально, но мне и в голову не приходило, что в вашем положении волнуются из-за таких пустяков.

— Извините, дорогой сэр, меня это волнует. Моя гордость уязвлена, мой покой нарушен, точнее — его больше нет. Если позволите, я внесу ясность в это дело, — молвил бедный скелет.

Он откинул капюшон, будто готовясь к выступлению, и невольно принял важную и бодрую осанку, не соответствующую его нынешнему мрачному положению и уж никак не гармонирующую с его скорбным положением.

— Продолжайте, — сказал я.

— Я обретаюсь на старом кладбище в двух кварталах отсюда, по этой же улице… Ну вот, так я и знал, что этот проклятый хрящ отвалится! Друг мой, привяжите ребро снизу к позвоночнику. Надеюсь, у вас найдется веревочка? Серебряная проволочка, конечно, глядится приятнее и носится дольше, если ее чистишь. Подумать только, прямо на ходу распадаюсь, а все из-за бесчувственных потомков!

Бедный скелет заскрежетал зубами, и меня кинуло в дрожь: отсутствие десен усиливало жуткий эффект.

— Так вот, я уже тридцать лет обретаюсь на этом старом кладбище, и, доложу вам, все изменилось с тех пор, как мое бренное тело впервые обрело покой, с тех пор, как я удобно устроился в гробу, потянулся, готовясь к долгому сну, и с восхитительным чувством умиротворения подумал: с заботами, огорчениями, тревогами и страхами покончено, покончено навсегда; ублаготворенный, я прислушивался к стуку — от первой горстки земли, брошенной на гроб, до легкого похлопывания лопаты могильщика по крыше моего нового дома. Как это было чудесно! О, я от души желал бы вам испытать это чувство сегодня же!