– Дражайшая госпожа выпейте, прошу вас.

Владелина резко подавшись от ослона кресла вперед и подогнув единожды под себя ноги, заглянула в братину. Она и дотоль с трудом сдерживала в себе досаду, а вызарившись в глубины посудины, и вовсе сердито дернувшись, закачала отрицательно головой.

– Нет, – едва выдавила из себя она. – Не буду. Ты меня опять поишь этой гадостью, от каковой я усну. А я спать не желаю… И так все время сплю, сплю и болею. И вообще Кали мне так было хорошо, а ты взяла и все нарушила. Мы так хорошо с Дажбой ходили по берегу, море было такое мирное и синее-синее. Я бросала камушки в воду, и чайки большущие, носились низко над нами. А Дажба сказал, что ночью был шторм, и лишь к утру он утих, и море успокоилось, обрело благодать. Эх, Кали! Зачем ты заставила Дажбу принести меня обратно и не дала побыть с ним на море… Я так давно не видела и море, и Дажбу… Так хотелось потолковать с ним.

Девочка резко замолчала и горестно хмыкнула носом, не заплакав, однако тем выразив свое общее состояние.

– Ом! моя дражайшая госпожа, простите меня, что я так расстроила и нарушила ваше спокойствие, – проронила дюже заунывно демоница, словно и сама намеревалась поддержать юницу хмыканье, и посему в ее черных очах значимо, хоть и ненадолго блеснули слезы.

– Ох! Кали, – взволнованно дыхнула Владелина, тотчас сменив в себе недовольство на участие, ибо была не в силах обидеть демоницу, слишком сильно ее любя. Она немедля подалась вперед к краю кресла и крепко обняв за шею рани, прижалась губами к ее щеке. – Нет, нет, ты только не огорчайся, просто я хотела побыть на море и с Дажбой.

– Дорогая моя госпожа… моя достославная, дражайшая госпожа, – нежно прошептала Кали-Даруга и ответила более жарким объятием, прижав к себе сразу тремя свободными руками. – Наша бесценность, молю вас выполнить мою просьбу и испить сонной вытяжки оно ноне надобно. Я б не попросила, коли, это было не столь важно.

– Зачем? – отстраняясь от демоницы, обидчиво дернув губами, вопросила Влада. – Не хочу спать.

– Совсем немного. Вы поспите совсем немного, – полюбовно оглаживая и целуя перстами кожу лица, шеи и рук юницы, пояснила Кали-Даруга. – Я обещаю самую малость, то надобно. Вы же знаете меня, разве я стала бы настаивать, ежели б было не нужным, дражайшая госпожа.

– Не понимаю, – оглядывая залу и сызнова удобно располагаясь в кресле и распрямляя ноги, произнесла девушка. – Дажба привел сюда, посадил на кресло и попросил не вставать… Богов тут нет. И зачем, вообще, в капище пить сонную настойку. Такого ты, Кали, еще никогда со мной не делала, – добавила она, и, вздохнув, взяла протягиваемую ей пиалу. Юница сделала один глоток вытяжки, и, перекосив лицо, торопливо молвила, не столько вопрошая, сколько свидетельствуя, – и чего такая кислючая, аж язык сводит.