И разговаривать тут дальше — все равно, что топором пытаться рубить тесто. Бесполезно и крайне утомительно.

Я осталась одна. В том смысле, что только я, похоже, понимала, что нужно что-то делать. Алукард мог считать, что с его сдачей все закончилось, Интегра — продолжать верить, что все продолжает идти по плану, но интуиция внятно подсказывала, что дело еще далеко от завершения.

Женская интуиция — и так-то безошибочная штука. А год под пулями и снарядами вообще обостряет ее до невозможности.

В общем, некоторое время я еще потеряла, просидев у себя в комнате, тупо уставившись в стену. В лазарет идти уже не хотелось, от слова совсем, да и передвигаться я уже могла без посторонней помощи, а в нашем деле это практически приравнивается к полному выздоровлению.

Руди-Руди-Руди… Что-то такое важное я поняла про тебя там, сидя в голове у Алукарда, настолько важное, что сознание встало на дыбы: «Не забыть! Черт! Пригодится!», но то, что произошло потом, напрочь вышибло из мозга все, кроме пустого, тупого удивления и растерянности. Реакция Интегры на мои слова была, по большому счету, объяснимой. Она была прагматиком до мозга костей и не умела работать с невероятным. А произошедшее было именно таким.

Алукард предал. Не мог предать по самой своей сути, но предал все равно. Призрачный шанс на вторую жизнь для своего сына оказался важнее клятвы верности семье Хеллсингов. С другой стороны…

Своих детей у меня не было — не сподобилась как-то, ни времени не было, ни желания. Зато у меня были родители (вот именно — были. Переведены в прошедшее время одной стальной трубой, набитой порохом, ксилидином и нитроглицерином. Они были террористами, наверняка). И я хорошо помню, как в университете разразился скандал, когда декан, увидев черно-оранжевую ленточку на моем рюкзаке, самолично сорвал ее, растоптал, после чего пообещал отчислить с волчьим билетом за «антинациональную деятельность», а попутно еще и скинуть информацию на меня в службу безопасности. Он был идейный, грубый человек с тяжелым характером, и вполне мог исполнить обещанное. Так вот, в тот вечер, когда я сидела дома и смотрела пустым взглядом в монитор, в комнату внезапно вошел отец. Как обычно, хмурый, сосредоточенный и немногословный.