Во-вторых, отступать — это глупо. Это не в традиции. Мои предки жили на этой земле столетиями, и никакие уроды не смогут меня отсюда выбросить. А уж тем более, выгнать. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла — такая уж поговорка у майора была», ну, вы помните, наверное. Не отступать и не сдаваться, пока не исчерпаны все возможности к обороне, да и после этого тоже отступать не стоит — это для малодушных.

Ну и напоследок…

Сначала война стала для меня личным. А потом разрослась, распространилась, окутала мир вокруг непроницаемым черным пологом, и стала общим. Всеобъемлющим. Всепоглощающим. Когда я видела сожженные машины с семьями внутри. Когда от голода забывали слово «творог» и «апельсин» дети. Когда старушка из села, которое мы эвакуировали, и которого не найдешь теперь уже на карте, мягко отодвинула мою протянутую руку и сказала «Спасай сначала деток, внучка. Меня не надо». Я пыталась. Я честно пыталась.

Нас просто было слишком мало. Мы были бодры, мотивированы и готовы к действиям, но нас банально не хватало на все задачи. Несколько десятков человек на здоровенный город. Большинство решило именно так: «пересидим, авось что и образуется». Просто так, само по себе. А образовывать это самое «что» они любезно доверили нам. А мы, в свою очередь, честно пытались. Шли вперед, падали, умирали, и снова вставали, не желая и не умея отступить со своей истерзанной взрывами и кровью земли. Примерно тогда и оттуда и начался мой путь, приведший в итоге к уже знакомой кирпичной трубе ТЭС.

Идти было несложно — особых разрушений в этом районе все-таки старались до недавнего времени не допускать, инфраструктура была нужна всем. Но потом уроды, надо полагать, решили, что этот конкретный город вернуть в «единую и неделимую» уже не получится. И был дан приказ — разрушить все.

Правда, как обычно, уроды и тут налажали, большинство артиллерии отстрелялось по каким-то вымышленным координатам, метрах в пятистах, где был пустырь под застройку, и только косо торчали бетонные сваи с ржавой щетиной арматуры наверху. В саму станцию угодил буквально десяток снарядов. Вокруг было тихо и влажно, повисшая в воздухе водяная пыль — не дождь и не туман — затрудняла обзор и скрадывала звуки. Пустой железнодорожный переезд, который мы миновали, казался воротами в неизвестный мир.