— Боишься, ситх?
— Очень на это рассчитываю.
— Но почему?
— Страх. Страх заставит подданных согласиться на любой военный бюджет, мириться с трудностями, сплотиться вокруг власти. И все равно время от времени этот зеленый кошмар будет обрушиваться на миры, сея ужас и отчаяние. Те самые ужас и отчаяние, которыми питается сила ситха. А мне сейчас особенно надо быть сильным: учеников завел, теперь чуть расслабишься — прирежут.
— Хм, не был ты раньше….
— Раньше я был увечным ситхом, которому своей боли и отчаяния хватало. Чужая боль разве только как средство немного притупить свою. А теперь все изменилось. Йода, ты не в курсе, как быстро погибнет экипаж попавшего в эту зеленую дрянь корабля?
— Попробовать можешь ты… — как-то сконфуженно огрызается магистр.
— Это, само собой. Но теоретически всплеск предсмертных эмоций хотелось бы прикинуть.
Йода не отвечает. Чувствую его попытки сканировать мое сознания. Демонстративно приоткрываю эмоциональную сферу. Решимость, спокойствие, азарт, уверенность в том, что прорвемся. И это правда. Потому что я знаю, что мы справимся, даже если таких личинок в галактике заложено с десяток. Возможно, ценой чудовищных разрушений и жертв. Отказом от большинства социальных программ. Но строительство новых «Звезд смерти» станет воистину всенародным делом, который сплотит галактику. Возможно, вначале людьми, и правда, будет двигать страх, но скоро он переродится в гордость. Мне очень не нравится такой вариант. Но не в силе суть, а в правде. Глупость несусветная, в которую я сейчас верю.
А вот Йоду мои эмоции приводят в замешательство. Он ждал от меня иного. Пока его растерянность не так велика, чтобы сломаться. Сейчас мы это поправим. Благо Оби-Ван никак не может оторвать взгляда от разделяющей помещение преграды.
— Кого ты сделал своими учениками, ситх? — наконец не выдерживает он.
— Мой выбор имеет значение? — равнодушно пожимаю плечами я.
Ответить ему мешает высунувшаяся прямо из силовой стены башка в капюшоне.
— Простите, учитель, не могли бы вы разрешить наш спор?…
— Хорошо. Но сперва зайдите сюда вместе.
Башка исчезает, и через миг к нам выходят Люк и Лея. Сын уже без плаща. Рукава рубахи закатаны по локоть. Он тщательно вытирает руки салфеткой, бросает перепачканный кровью ком бумаги в утилизатор и только после этого опускается передо мной на колено. Дочь, не смотря на закатанные рукава, капюшон надвигает еще глубже. Даме-ситху неприлично открывать лицо перед посторонними. Впрочем, расплавленное золото глаз видно из-под надвинутой на лицо ткани также явно, как и у поднявшегося на ноги Люка.