— Дамы и господа, а сейчас прозвучит совсем другая музыка. Старый, но не устаревший танец, только для тех, кто умеет его танцевать.
Фрэнк оглянулся, заметил, что они оказались практически рядом со своими столиками, махнул рукой Гео, как бы обещая, что сейчас они вернутся.
— Как мне сообщили, в этом зале находится пара, которая может показать нам настоящую страсть в стиле латино, — продолжал улыбающийся ди-джей.
Он замолчал и отступил в темноту, а тишину вдруг взорвал дробный перестук, как будто кто-то быстро отбивал ритм ладонями и каблуками одновременно. Ардорини сделал шаг назад, увлекая за собой Лиэлл, но она неожиданно заупрямилась, высвободила свою руку из его, и он заметил, как загорелись ее глаза, как вторая рука начала отбивать тот же ритм по бедру, а взгляд ее искал кого-то в зале. Нашла, кивнула благодарно — Михаил ответил легким наклоном головы. И тут в перестук вступил гитарный перебор, темп резко ускорился, и вместе с взлетом музыки Лиэлл вдруг сорвалась с места, голубым вихрем закружилась по залу. И хотя ди-джей что-то сказал о паре, она явно не ждала никого, просто танцевала свой собственный танец, летящий, стремительный, зажигательный. Фрэнк никогда не видел ничего подобного, хотя слышал, что латиноамериканские танцовщицы и сейчас могут свести с ума кого угодно.
Отступив еще дальше в темноту, он заметил, что не единственный захвачен этим зрелищем. Рядом с ним, все с тем же напряженным лицом, не отрывая взгляда от соэллианки в центре зала, стоял Пол. Ардорини хотел сказать, что будет лучше, если они вернутся к столу, но вдруг понял, что Коулс его просто не услышит.
Музыка взлетела вверх и замерла на миг. В эту же секунду новый ураган звуков обрушился на зал, но за мгновение тишины Пол неожиданно легким скользящим движением оказался там же, в центре, рядом с Лиэлл, а она, совершенно не удивившись, будто так и надо, развернулась к нему лицом, ноги захлестнул голубой каскад переливающейся ткани. Застыла, воздев вспорхнувшие вверх руки, глядя с тем же вызовом, что и за столом, но теперь это был иной оттенок. Не злость, не гнев… Страсть. И когда гитара снова устремилась ввысь, они летели с музыкой уже вместе, слаженно, как будто репетировали этот танец каждый день. Никогда — ни до, ни после этого вечера — Фрэнк не видел ничего более красивого. Это был не просто танец двоих, это была сама любовь, ревность, ярость, боль, жизнь и смерть одновременно. В каждом движении, в каждом взгляде этой пары было что-то неземное, нездешнее. Они танцевали так, будто сразу после остановки музыки остановятся и их сердца.