– Вы встретили вампиров, – понимающе закивала я.

       – Нет. С чего ты взяла? – удивился Дэн. – После отлёта отца, я их вообще до вчерашнего дня больше ни разу не видел.

       – Но... но... катализатор... Я, видимо, не так тебя поняла. Ладно, проехали. Ты рассказывай лучше, что же там дальше произошло.

       Я ничего не понимала. Если Дэн собирался рассказать о своём первом спонтанном обращении, то без вампиров здесь точно не обойтись. Или я ошибаюсь?

       – А произошло именно то, чего мама так боялась. Её узнали. Угораздило же нас столкнуться  в таком большом, по тем временам, городе с чуть ли не единственным человеком, способным её опознать. Это была её бывшая соседка и подруга детства, они выросли вместе, а потом та приревновала к маме своего жениха. И не придумала ничего лучше, как устранить «соперницу», сделав ложный донос. Хотя маме тот парень и даром был не нужен. И теперь, столкнувшись с мамой нос к носу, негодяйка тут же узнала её. Представляете, у неё хватило наглости заорать, указывая на маму пальцем: «Ведьма, ведьма!». К сожалению, хотя саму маму в лицо уже никто, за редким исключением, не опознал бы, та история была известна всему городу.

       Казнь ведьм в те тёмные времена была не такой уж редкостью. Но далеко не за каждой ведьмой Люцифер лично являлся из преисподней. Ну, вы понимаете, о чём я? За прошедшие двадцать лет острота события ничуть не уменьшилась, не стерлась из людской памяти. И когда та женщина, вцепившись матери в рукав, заорала: «Вот она, подружка Люцифера! Вновь явилась сюда за нашими душами!», то толпа, ни минуты не колеблясь, накинулась на неё. В тот момент, когда это произошло, я не был с мамой  рядом – загляделся на разложенные на прилавке кинжалы, а мама отошла чуть в сторону, разглядывая ткани или что-то в этом роде. Между нами и было то всего метров пять, не больше, но когда я обернулся на крик – людской муравейник практически поглотил её. Со своей новообретенной силой и скоростью я и так справился бы с толпой, причем достаточно быстро. Но в тот момент в чьей-то руке сверкнул нож, занесенный над мамой. Это спустило курок. Я обратился.

       Сначала я этого даже не понял. Просто прыгнул в толпу, расшвырял людей, может, кого и убил, не знаю, в тот момент я не особо об этом волновался. Руку, занёсшую нож над моей матерью, я точно оторвал. Подхватив маму на руки, я рванул прочь оттуда, даже не замечая, что не бегу, а лечу. Повозку с лошадью и всеми вещами мы, конечно, бросили там, но ничего особо ценного в ней не осталось, да и не до неё было. И только оказавшись уже за городской стеной, я осознал, наконец, что происходит. Сказать, что я был поражен – значит ничего не сказать.