Я едва не пропустил самое интересное, когда Руслан тащил меня на руках наверх, а Кот прикрывал нас. Военные не знали, что с нами делать. Зато знала преданная помощница профессора, крайне расстроенная то ли уходом Кота из своей жизни, то ли уходом профессора.

В лучших традициях всех боевиков за нами гнались вооружённые военные, стреляли, угрожали. Правда, как-то не особо резво, можно сказать, без интереса. Кот, предусмотрительно стащив карточку, мог открыть все двери, и мы легко добрались до лифта, ведущего наверх.

Пока Кот и Руслан сверлили друг друга взглядами, я воевал со своим организмом, решившим всё-таки отключиться. Воевал с переменным успехом, то он одерживал победу, и я закрывал глаза, не участвуя в действительности, то я, и тогда помогал своей силой отбивать атаку военных.

В лифте было невозможно душно. Руслан, который не выпускал меня из рук, был горячим, как полуденное солнце. Я промычал что-то по поводу того, что могу стоять самостоятельно. Получил гневный взгляд. Обоих. Идиоты. Все вокруг такие идиоты.

Лишь когда мы выбрались на поверхность, запрыгнули в машину, и Кот с пробуксовкой тронулся, я позволил себе потерять сознание, прижимаясь к Руслану.

***

- Я так волновалась, Даниэль.

Мама плакала. А я чувствовал себя виноватым. Я всегда чувствую себя виноватым, когда она плачет. Учитывая, что она беременна, так я вообще, получаюсь, виноват в кубе.

- Прости, мам, - повторил я уже в десятый, наверное, раз.

- Так нельзя, Дани, - она вытерла слёзы рукавом свитера. – Ты ни разу не позвонил! Как так можно? Как?