— Вы что же, загоните меня купаться в февральскую водичку? — передёрнувшись, я затравленно оглянулся на Озеро за окном.

— К сожалению, до февраля мы не успеем, — ощутимо расстроенным голосом пробурчал этот маньяк. — Но уже к весне будьте готовы к тому, что часть пробежки мы заменим на водную дистанцию. Круглый год, в любую погоду.

— И часто у вас… приходилось уходить от погонь водными преградами?

— Ещё чаще у нас приходилось умирать от пневмонии. А точнее — *не болеть* пневмонией, которая являлась приговором, — Пивз строго посмотрел на меня. — Бодроперцовое — это прекрасно, мистер Поттер, но лучше не позволять болезни вообще заходить на порог. В наше время альтернативы не было. Хотя многие закаливались… поневоле. Одежда тогда была попроще. Особенно у детей.

— Как скажете, дон Пивз, — вздохнул я.

Где мой тёплый океан под вечным летом, а?

— У занятий плаваньем есть ещё одна цель, — добавил Пивз. — Силовое преодоление водной дистанции разными стилями — а уж я позабочусь о максимальном их разнообразии — довольно гармонично развивает мускулатуру именно в нужных юноше местах. Вы получите классическую фигуру, не перекачанную излишне увлечённым поднятием тяжестей. А то дефилируете перед дамами — дрыщ дрыщом.

— Да мне одиннадцать лет всего!

— Только это вас и извиняет!

— Да уж, — я вдруг вспомнил ещё одного белобрысого дрыща с двумя перекачанными увальнями за спиной. — Кое-кому тоже не помешала бы ежедневная закалка.

— У Годрика все воспитанники плавали в Озере каждый день, — понял мои слова по-своему Пивз. — Другим Домам также не позволяли обрастать тёпленьким жирком. Но меня не хватит на перевоспитание всей обленившейся банды, мистер Поттер. Чтобы раздавать пинки стольким задницам, нужны десятки ног, симфония педсостава и железные полномочия.

— Вы и так делаете всё, что можете, — вздохнул я.

Закалка началась с плавного понижения температуры в душевой и продления времени «получаемого удовольствия». Дон Пивз, впрочем, своё дело знал: после его душа я ходил неизменно бодрым до самого обеда.

* * *

Матч «Гриффиндор-Хаффлпафф» прошёл в конце января. И судил его, внезапно, Снейп.

А Снейп был очень зол на меня. Он, как и все преподаватели, узнал после каникул, что я могу разговаривать. МакГонагалл была в курсе ещё в декабре — Пивз меня просветил — так что таиться бессмысленно.

Но какая-то нехорошая душа пустила слух, что я и не немел вовсе, а талантливо водил всех за нос целый семестр. И Снейп почему-то обиделся. Очень. Репрессии на уроках возросли, а разнообразие поводов для придирок — вышло на качественно новый уровень. Меня спасало то, что Зельеварение у нас — всего раз в неделю, а недель пока что было не очень много.